Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого - Жан Фавье Страница 8

Ангерран был маленького роста. Помимо статуи во дворце, упомянутой Сен-Фуа, [92] мы имеем другое достоверное свидетельство: Огюст Ле Прево был знаком с человеком, который во время Революции присутствовал при эксгумации Мариньи и подтвердил, что Ангерран был небольшого роста и с очень массивной головой. [93] У него, вероятно, были довольно светлые волосы, возможно, рыжие, если допустить, что сатирическая поэма из французского манускрипта № 146 из Национальной библиотеки, обличавшая рыжую (russus) лису, была действительно направлена против Мариньи, как посчитал Ш.-В. Ланглуа, [94] и учесть, что в «Романе о Фовеле» также мог содержаться намек на камергера. Глядя на статую портала в Экуи, можно представить, что у Мариньи были длинные волосы, уложенные полукругом на затылке.

Все описанные виды одежды носили в то время: камзол с узкими вышитыми рукавами или чепрак с так называемыми крыльями и высокими прорезями по бокам, [95] закрепленная вокруг головы шапочка. В день смерти на нем были белая облегающая голову шапочка, плиссированная рубашка, туника и цветные штаны. [96]

Мариньи не был интеллектуалом и не стал юристом. Словесные хитросплетения Ногаре были ему чужды, и он никогда не вступал в правовые или богословские споры. Судебный процесс над Бонифацием VIII, обвинения, выдвинутые против тамплиеров, вопросы о праве короля на Империю – все это было не по его части. Он получил лишь начальное образование, выдвигалось даже предположение о том, что он не знал латыни. [97] Действительно, 23 апреля 1311 г., когда встал вопрос о линии поведения короля в отношении Бонифация, он попросил, чтобы король перевел ему текст одного из писем к кардиналам, так как он не понимал латинского языка; король спросил его, понимает ли он, на что Мариньи ответил отрицательно. [98] Вопрос, который следует за просьбой перевести письмо на французский язык, нельзя интерпретировать как «если бы я знал латынь», так как в таком случае он уже не имел бы никакого смысла; следовательно, нужно рассматривать его как «если бы я понимал смысл латинского текста письма», ведь мы не можем предположить, что Мариньи не знал также и французского! Итак, мы считаем, что король перевел Мариньи, не понявшему латинский текст, [99] письмо, в надежде прояснить его смысл; однако, поскольку Мариньи не был в курсе взаимоотношений короля и кардиналов, а также плохо разбирался в многословных документах подобного рода, перевод письма с латыни на французский язык не помог Ангеррану понять его смысл. Впрочем, еще один факт укрепил нас во мнении, что Мариньи все же немного разбирался в латыни: документы, в которых урегулировался вопрос о наследовании Артуа, исправил и дополнил Ангерран. [100] Тем не менее он предпочитал документы на французском языке: все его бумаги были написаны по-французски, за исключением одного документа в торжественном тоне, который необходимо было написать на латинском языке. [101]

Зная о том, что он не был ни юристом, ни даже просто образованным человеком, а его личные письма были написаны по-французски, довольно трудно не заметить в его стиле и даже в его почерке признаков просвещенного, неординарного ума. Этот факт повергал в изумление его современников, чему есть немало свидетельств. Жоффруа Парижский возносил хвалу ораторскому искусству Мариньи, говоря:

Для любого парижанина Мариньи прежде всего остается тем человеком, который сумел с помощью убеждения незаконно собрать налоги в 1314 г. О том же самом свойстве Ангеррана трувер Жан де Конде в 1315 г. написал: «Много было хитрых и красивых речей, искусных и красивых рыцарей», [103] несомненно, вспоминая о том, как он умело провел переговоры в Турне. Но, помимо ораторских способностей, упоминалось также и о любезности и приятности в общении этого прекрасного рыцаря. Автор «Романа об уродливом Лисе», глас простолюдинов, лавочников и бродячих торговцев, также был потрясен величественной осанкой королевского камергера: ведь он более всех французов обладал изяществом и честью, манерами и изысканностью. [104]

Наконец, последователь Гильома де Нанжи в одной часто цитируемой фразе перечислил все отличительные черты Ангеррана де Мариньи, безупречно любезного, предусмотрительного, опытного, и ловкого рыцаря, [105] воздавая таким образом хвалу этому человеку как рыцарю, советнику и дипломату.

Примерно в 1295 г. Ангерран женился на Жанне де Сен-Мартен. Жанна была крестницей королевы Жанны, посодействовавшей заключению этого брака. [106] Она произвела на свет двоих детей, Луи и Мари, родившихся до июня 1300 г., [107] и после этого по прошествии короткого промежутка времени умерла. Мариньи женился во второй раз примерно в начале 1301 г., его супругой стала Алис де Монс, которая родила ему четверых детей, Изабель, Рауля, Тома и Алис, и пережила, после десяти лет, проведенных в заключении, опалу и смерть своего мужа.