Кровавые ночи 1937 года. Кремль против Лубянки - Сергей Цыркун Страница 8

Попытка вновь оказалась неудачной. Ягода поспешил заручиться поддержкой Кагановича, а Ворошилов и начальник Главного Политуправления Красной Армии Гамарник поддерживали дело «Весна» с самого начала, поэтому решением Политбюро в конце июля 1931 г. члены «пятерки» оказались выброшены из ОГПУ со следующей формулировкой: «а) эти товарищи вели внутри ОГПУ совершенно нетерпимую борьбу против руководства ОГПУ; б) они распространяли среди работников ОГПУ совершенно несоответствующие действительности разлагающие слухи о том, что дело о вредительстве в военном ведомстве является «дутым» делом; в) они расшатывали тем самым железную дисциплину среди работников ОГПУ» [65] . Я. Тинченко в своей книге «Голгофа русского офицерства в СССР. 1930–1931» описывает трагический конец дела «Весна»: чтобы окончательно зачистить концы, были проведены массовые расстрелы арестованных, спешно осужденных внесудебным порядком. Например, в Ленинграде только в одну ночь со 2 на 3 мая 1931 г. расстреляно свыше трехсот человек.

Однако на сей раз Сталин не упустил случая, чтобы создать Ягоде противовес в ОГПУ. На должность первого зампреда ОГПУ был переведен верный сталинский выдвиженец Иван Акулов (будущий первый прокурор Союза ССР). По замыслу вождя, при абсолютно недееспособном (вследствие болезни) председателе ОГПУ В.Р. Менжинском Акулов станет фактически первым лицом в системе органов госбезопасности. В соответствии со сталинской заповедью «кадры решают все», правой рукой Акулова в предстоящей перестановке руководящих кадров ОГПУ должен был стать новый начальник отдела кадров ОГПУ Д. Булатов – человек Кагановича, перед этим – начальник оргинструкторского отдела ЦК. Но ягодовцы и здесь проявили настойчивость и сплоченность. Они упрямо игнорировали как Менжинского, так и Акулова, все вопросы обсуждая и решая через Ягоду. Булатов и его отдел кадров были ограничены сугубо техническими функциями и никак не влияли на расстановку руководящего состава. Уже в октябре 1932 года Сталин вынужден был отказаться от своего замысла и убрал Акулова из ОГПУ, к чему «немало сил приложил Г.Г. Ягода» [66] . Вскоре за ним последовал и Булатов [67] . Оба они впоследствии были казнены. Изгнание Булатова повлекло затяжной конфликт Ягоды с Кагановичем, который с этого времени в противовес Ягоде начинает поддерживать идею усиления контроля за деятельностью НКВД через другого своего выдвиженца – работника аппарата ЦК Н.И. Ежова. А. Орлов пишет, что Ягода не раз пытался улучшить отношения с Кагановичем, но безрезультатно. «Двухсотпроцентный сталинист», как называл его Молотов [68] , Каганович наблюдал, как Ягода исподволь забирает себе все больше власти, как старательно раздувает свой культ личности. При этом, разумеется, Каганович опасался перемены власти, поскольку прочно связал свою политическую судьбу со Сталиным. Он стал наиболее упорным и последовательным врагом Ягоды среди членов Политбюро, постоянно ожидал с его стороны всяческих подвохов и придумал ему прозвище Фуше. Не исключено, впрочем, что Каганович по малограмотности перепутал наполеоновского министра с Николя Фуке – сюринтендантом Франции, который был умен, ловок и не стеснялся быть едва ли не богаче самого короля, считая себя незаменимым на своем месте. При этом он окружил короля своими шпионами, которые сообщали ему обо всем, что делалось при дворе. Среди людей, которых вербовал Фуке, оказались даже фаворитка короля, а также духовный исповедник королевы-матери. Кончилось дело тем, что король поручил другому, более мелкому чиновнику финансов Кольберу, провести ревизию деятельности Фуке, которая открыла колоссальные злоупотребления. Король, однако, не подал виду и даже притворился, будто он недоволен Кольбером и хочет его арестовать, вследствие чего Фуке по поручению короля приказал подготовить одну из тюрем для содержания опасного государственного преступника. В один прекрасный день король приказал знаменитому впоследствии д’Артаньяну арестовать коварного министра сразу же после заседания кабинета, и Фуке водворился в собственные казематы. Если Кагановичу стала известна эта история, то неудивительно, что он предназначил Ягоде участь Фуке. По его ли подсказке или же из своих собственных соображений Сталин, почувствовав, что без ягодинских информаторов и охраны он не может сделать и шагу, стал действовать хитростью.

Не менее враждебен Ягоде был Ежов. Его избрали на роль партийного контролера за работой ОГПУ не случайно. Прежде всего, он был известен чрезвычайной дотошностью и невероятной работоспособностью. Трудолюбие Ежова приводило к тому, что у него несколько лет почти не было личной жизни: почти все свое время он проводил на работе. Близких друзей у него было всего трое: замнаркомзема Ф. Конар, замнаркомтяжпрома Г. Пятаков и Председатель правления Госбанка СССР Л. Марьясин (с Пятаковым Ежов впоследствии прекратил общение после пьяной ссоры, перешедшей в потасовку). Из них с Конаром Ежов проводил больше всего времени: по воспоминаниям секретарши Ежова Серафимы Рыжовой, тот запросто приходил в кабинет Ежова в любое время и проводил там по несколько часов.

В 1933 г. Сталин решил свалить ответственность за организованный им в стране чудовищный Голодомор, унесший жизни нескольких миллионов человек, на группу работников наркомзема, которых обвинили в «контрреволюционном вредительстве». 35 из них были расстреляны, еще 40 осуждены к длительным срокам лишения свободы. В списке казненных фамилия Конара стояла первой. Поскольку Ежов в прошлом тоже являлся заместителем наркомзема, а после ухода из наркомата по оперативным материалам проходил «близкой связью» Конара, Ягода вызывал его к себе на допрос и задавал весьма неприятные вопросы [69] . Вероятно, Ягода предполагал возможность арестовать Ежова по этому делу, но не получил соответствующей санкции.

На XVII съезде партии в 1934 г. Ежова избрали членом ЦК. Одновременно он стал заместителем Кагановича по Комиссии партийного контроля при ЦК (этот орган был создан взамен ЦКК). Поручая теперь партийный надзор за Ягодой Ежову, Сталин и Каганович могли быть уверены, что тот не простит Ягоде ни малейшей оплошности.

Тем временем как у самих ягодовцев, так и у Сталина сложилось впечатление, что все попытки мирным путем отстранить эту группировку от руководства ОГПУ обречены на неудачу. Поэтому Сталин, как и всегда в подобных случаях, поспешил сменить тактику и внешне стал проявлять себя доброжелателем Ягоды и его выдвиженцев. После смерти Менжинского в 1934 г. Ягода официально возглавил НКВД. В 1935 г. Сталин ввел для работников НКВД специальные звания, руководители этого ведомства щеголяли в генеральских кителях и шинелях тонкого сукна с золотым шитьем, все окружение Ягоды щедро награждалось орденами и другими наградами. Частыми гостями сталинского кабинета стали не только сам Ягода, но также его первый заместитель Я. Агранов и даже начальники отделов: Миронов, Молчанов, Паукер. Агранов и Паукер в тот период являлись собутыльниками Сталина, он запросто приезжал к Агранову в гости на дачу в Зубалово [70] , причем фамильярно называл его «Яней», а с Паукером охотно развлекался: тот был большой шутник и балагур, неистощимый на выдумки [71] . Естественно, Ягоду и его чекистских Лепорелло это вполне устраивало, поскольку к большой политике они оставались в целом равнодушны. Их честолюбие вполне удовлетворялось благосклонностью вождя и самого Ягоды: в 30-е гг. Агранов, Молчанов, Миронов, Гай, Шанин и Паукер удостоились звания «Почетного чекиста» по два раза каждый, все (кроме Шанина) получили также по ордену Красного Знамени, Миронов, кроме того, еще и орден Красной Звезды, Агранов – два ордена Красного Знамени, а Паукер – два ордена Красного Знамени и орден Красной Звезды [72] . Для первой половины 30-х гг., когда ордена и звания выдавались чрезвычайно скупо, а большинство орденов и званий сталинской эпохи еще не было даже учреждено, столь обильное награждение представителей одного ведомства, да еще в мирное время, выглядело беспрецедентно.