ГКЧП против Горбачева. Последний бой за СССР - Геннадий Янаев Страница 8

Стоит ли тут что-то комментировать? По-моему, нет. Ну разве что стоит мимоходом упомянуть об изумительных признаниях последнего советского генсека, сделанных после Августа-91. Оказывается, «в душе» этот «борец с чуждыми социализму тенденциями» ни когда и не был, по его собственным словам, коммунистом, а был самым что ни на есть убежденным социал-демократом. Надо понимать, что и общество в стране он стремился выстраивать социал-демократическое. Ну такое, например, как в Швеции или Финляндии. Или, на худой конец, как в его горячо любимой объединенной Германии, где он когда-то получил титул «лучшего немца».

22 августа 1991 г. выступление ГКЧП было ликвидировано. Его члены, а также ряд других деятелей (в том числе председатель Верховного Совета СССР А.И. Лукьянов) были арестованы (в 1994-м амнистированы Государственной думой Российской Федерации); Пуго покончил жизнь самоубийством. 23 августа указом Ельцина была приостановлена деятельность Компартии на территории РСФСР (запрещена 6 ноября).

В тюрьме у меня, само собой, хватало времени на размышления и на то, чтобы делать закономерные вы воды, обобщения. Я понял мотивы поведения первого и последнего Президента СССР — то, как он, лихорадочно цепляясь за власть после бесчисленных провалов в экономике, предпринимал еще более неадекватные, еще более чудовищные меры, приведшие в конечном итоге страну к полному краху.

Вспоминал, скорее невольно, пресловутую антиалкогольную кампанию с ярко выраженными признаками государственного маразма — все эти «безалкогольные» комсомольские свадьбы, сцены убийственных давок в очередях за спиртным, официальные сводки роста самогоноварения, наркомании и токсикомании, вырубленные драгоценные виноградники и прочие безрадостные картины простого общенародного бытия.

Всплывали в памяти и другие мрачные эпизоды позднесоветской действительности. Например, одновременное закрытие — якобы на ремонт — трех крупнейших табачных фабрик страны, вследствие чего ее «незадачливое» руководство вынуждено было ползать на коленях перед болгарами, прося самолетами отправить в Советский Союз самые обычные сигареты.

В Москве вдруг возникли небывалые (пожалуй, с военных лет) трудности со снабжением. Но вот ведь парадокс: уже через день после первых объявлений по радио и телевидению о создании ГКЧП в столичных магазинах откуда ни возьмись появились всевозможные «дефицитные» товары...

В СССР ширилось, «цвело и пахло» кооперативное движение. Оно что, помогло избавиться от осточертевшего всем продовольственного и промтоварного дефицита? Никак нет. Кооператоры очень быстро стали ассоциироваться у народа с легальными ворами и спекулянтами. Как-то меня пригласили в телепрограмму «Взгляд» для дискуссии с одним из «лидеров» кооперативного движения (а также одним из первых советских миллионеров) господином Тарасовым. Для чего позвали? Чтобы выставить неисправимым ретроградом и пригвоздить к «позорному столбу» (в этом качестве почему-то использовали конструкцию в виде креста). Эту высокую честь я заслужил своими высказываниями против создания кооперативов. Далеко не всех, конечно. А тех, что паразитировали на государственных предприятиях, использовали для своей наживы материальную, инфраструктурную базу крупных заводов и фабрик, а если и приносили государству и обществу какую-то пользу, то очень сомнительную, эфемерную, едва ли большую, нежели причиненный вред.

Вовсю развернулись силы, действовавшие под девизом «Чем хуже — тем лучше!», экономические, неприкрыто бандитские диверсии, как бы «специфично» это ни звучало, стали в наших городах заурядными явлениями. Доходило до того, что останавливали грузы с самой разной продукцией, двигавшиеся в столицу, и либо уничтожали их, либо заворачивали назад, к месту отправки.

Конечно, сказывались и объективные дисбалансы-диспропорции — прямые следствия застойной государственной экономики, но это не было «достаточным основанием» для потворствования всеобщему хаосу и криминальному накоплению капитала.

Все шесть лет перестройки под руководством М. Горбачева были временем большой болтовни и поистине вселенского обмана. Ни одна из заявленных целей перестройки не была реализована. Жизнь народа стремительно ухудшалась... Повсеместные саботаж, коррупция, рост антиобщественных проявлений усугублялись параличом власти на всех уровнях.

Понимая, что его «имидж» в глазах народа неизменно ухудшается, Горбачев приступил в конце 1980-х к спешной перестройке-перекройке политической системы. Следствием этого стали весьма популярные (по началу) телевизионные представления со Съезда на родных депутатов, полуфиктивные разоблачения коррумпированных партаппаратчиков, не приведшие к каким-либо серьезным последствиям, восхваленные на все лады мнимые внешнеполитические успехи.

Последних можно было добиться лишь двумя способами: действовать как знаменитый советский министр иностранных дел А.А. Громыко, получивший на Западе прозвище Мистер Нет, или уподобиться другому известному руководителю МИДа г-ну Козыреву, коего на том же Западе звали за его сговорчивость (точнее — позорное соглашательство) Мистер Да. Однако Козырев был не предшественником, а прилежным учеником-последователем Горбачева в постыдном деле сдачи национальных интересов.

Кстати, именно внешнеполитический фактор сыграл, по-видимому, первую роль в приснопамятном 1985 году, когда руководству компартии предстояло выбирать между основными кандидатами на освободившийся (после смерти Черненко) пост Генерального секретаря. Незадолго до этого Горбачев побывал в Великобритании и сумел завоевать расположение тогдашней «железной леди» Объединенного королевства Маргарет Тэтчер. Чем он ей приглянулся? Да все тем же — своей бесхребетностью. Она уже в то время поняла, что из Горбачева, как из воска, можно лепить все что угодно. Наши западные «партнеры» замолвили словечко за удобного для них советского партийного деятеля. И скорее всего это обстоятельство стало в какой то мере решающим при избрании генсека ЦК КПСС.

Во время следствия по «делу ГКЧП» меня пытались обвинить в измене Родине. Соответствующая статья Уголовного кодекса СССР (№ 64) предусматривала самое суровое наказание из возможных — смертную казнь. Но, спрашивается, каким образом мы могли выступить (причем безусловно отдавая себе отчет в этом) за подрыв обороноспособности страны, ее экономической безопасности, сознательного ухудшения здоровья граждан и тому подобное? Ведь такое обвинение даже «пристрастные», подневольные следователи воспринимали как нонсенс. Даже они прекрасно понимали, что ГКЧП создавался с прямо противоположными целями. Что же касается моего непосредственного участия в его недолгой работе, то как свидетельствовал в 1991-м, так и сейчас свидетельствую: передо мной стояла довольно простая дилемма. Я должен был либо войти в состав Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР, либо отказаться от этого и стать ренегатом, предателем по отношению к людям, стремившимся сохранить союзное государство.

Наши наиболее рьяные «оппоненты» пытаются вменить нам в вину, что ГКЧП не только не сохранил Советский Союз, но якобы стал главным и чуть ли не единственным виновником его развала. Подобные заявления, если бы не их абсурдность, можно было бы воспринять как некое признание нашей необычайно могущественной злой силы. Подумать только, огромное мощнейшее государство, которое ценой неимоверных усилий и многомиллионных жертв созидали и защищали в течение семи десятков лет наши предшественники, мы легко разрушили за три дня... Чушь, конечно же. Не за три дня и отнюдь не ГКЧП. А те, кто годами подпитывал тотальный кризис в стране — экономический, политический, социальный, кадровый, морально-нравственный, наконец. Самым пагубным и необратимым стало то, что доверие народа к власти было окончательно подорвано.