Крещение Руси. От язычества к христианству - Владимир Петрухин Страница 8

Таков был обычай катехизации — рассказа о содержании Священного Писания, и росы, привычные слушать саги и рассказы о чудесном, были поражены рассказом о трех отроках Эфесских, ввергнутых в горящую печь, но уцелевших. Но слушатели стали требовать въяве демонстрации чуда, чтобы они смогли поверить рассказанному.

Епископу пришлось бросить в костер Евангелие, уповая на Божью помощь. И чудо свершилось — Евангелие осталось лежать невредимым в пепле, не был опалены даже украшавшие застежки кисти. Варвары были поражены и позволили себя окрестить. Где происходило крещение, равно как и имя архиепископа, остается неизвестным (сам текст, описывающий чудо, был составлен лишь в середине X в.).

По-иному писалась история обращения шведов — свеонов в Житии латинского миссионера Ансгария, отправившегося в Швецию в 829–830 гг. в правление франкского императора Людовика Благочестивого гг. несколько ранее неведомого византийского епископа. Он достиг Бирки — главного шведского города на пути из варяг в греки. И там конунг свеонов Бьёрн радушно принял миссионеров и позволил им проповедовать Евангелие на собрании всех жителей Бирки. Правда, среди населения Бирки были пленники-христиане, оказавшиеся в городе после набегов викингов на земли империи Каролингов. Они были рады наконец получить причастие. Но крещение приняли и многие свеоны — среди них градоначальник (префект) и другие знатные люди. Новой пастве нужен был пастырь, и Ансгарий попросил гамбургского архиепископа рукоположить епископа для свеонов. Им стал Гаутберт, которого снабдили всем необходимым для богослужения (миссионерство было дорогостоящим предприятием). Археологи, раскопавшие некрополь Бирки, выяснили, что миссия Ансгария не прошла бесследно, с IX в. у свеонов стал распространяться обряд трупоположения в христианских могилах.

Что касается византийских источников, то неясно, пыталась ли историография Василия и Игнатия приписать себе славу крестителей руси, или, может быть, сама русь, прельщенная крещальными Дарами, готова была не раз принимать миссионеров, возвращаясь затем к своим обычаям.

Олег, совершивший следующий, победный поход на Царьград (907 г.), клялся вместе со своей русской дружиной и славянским войском Перуном и Волосом, языческими богами, что будет соблюдать мир с греками. В Царьграде русским послам показывали церковную красоту, но о попытках крещения ничего не говорится. Монах-летописец вслед за греческой хроникой перечисляет зверства, чинимые русью под стенами Царьграда, убийства и сожжение церквей, но добавляет при этом, «елико же ратьнии творят» — списывая разбой на обычаи войны. Когда «льстивые греки» вынесли Олегу отравленные «брашно и вино», тот не принял отравы, чем устрашил греков: «То не Олег, а св. Димитрий, которого послал против нас Бог», — решили греки. Мотив вражеского нашествия как знамения Божьего гнева был здесь своеобразно истолкован русским летописцем. Святой воин Димитрий, который должен был защищать греческий город (как он защитил свой город — Фессалоники) против аваров и славян, был, скорее, На стороне Руси.

Одержав победу, Олег не забыл своих воинов, прежде всего он позаботился о гребцах: сначала он взял дань «на ключ» — на каждую уключину. Богатство и удача — главные достоинства языческого героя, поэтому в глазах народа Олег был провидцем — Вещим. Монаху Нестору пришлось рассказывать легенду о таинственной смерти Олега от коня, чтобы убедить читателей в том, что он не был Вещим — не мог предугадать своей собственной смерти. Это — едва ли не единственный мифологический рассказ в русской литературе, древнейшего периода: христианские книжники не пересказывали мифов — ведь для них это были деяния бесов, которых воплощали языческие боги. Летописцу важно было продемонстрировать, что Олег не был Вещим — то был предрассудок языческой толпы, сам же князь не мог предвидеть даже собственной смерти (каковую ему предсказал наделенный бесовской силой языческий волхв).

О походе Олега ничего не говорится в византийских источниках. Но мы уже знаем, почему греки предпочитали умалчивать об успешных военных предприятиях варваров — они заботились о престиже Богохранимой державы. Зато в 911 г. был заключен мирный договор между греками и Русью. Интересно, что в преамбуле договора стороны обозначаются как «христиане» (это — ромеи-греки) и «вся русь», князья и дружина. «Варвары», однако, силой оружия добились уважения и неслыханных торговых и имущественных льгот в отношениях с империей. Немаловажно, что договор был написан на славянском языке — значит, русские послы (а также князь Олег и княжич Игорь), еще носившие скандинавские имена, уже пользовались славянским — иначе и быть не могло, ведь славяне были не только подданными русских князей, но и союзниками в их войске. Значит, Нестор не случайно писал, что «русский язык и словенский — один есть» — ведь именно он нашел договор с греками в княжеском архиве и включил его в летопись.

В преамбуле договора о греках говорится просто как о «христианах» (но не ромеях — ведь русь звала византийцев «греками»), они противопоставлены «всей руси», которая находится под рукой Олега. Это противопоставление, хоть и в неявной форме, но все же очевидно давало понять, что русь для греков остается «безбожной» — варварской. Летописное предание о походе Олега содержит характерную реакцию на это противопоставление. В войске Олега, в отличие от дружины Аскольда и Дира, были многочисленные славянские «федераты», «вой»: летопись причисляет к ним едва ли не все известные летописцу славянские племена Восточной Европы, платившие дань русскому князю. Очевидно, это предопределило успех самого военного предприятия. Но на обратном пути Олег, заботившийся прежде всего о своих «гребцах» — они первыми получили от греков дань на «уключину», дал руси драгоценные паруса из прочных шелковых паволок, а словенам — из непрочных тканей, так что тем пришлось менять эти паруса на старые — из простой холстины, сетуя на свой низкий статус. Княжеская дружина не могла смириться с тем, что ее, победительницу греков, те по-прежнему считают варварами. Князь продемонстрировал, что у Руси есть собственные варвары, которые не заслуживают богатой экипировки.

Означает ли это, что все опыты общения с христианским миром и крещения прошли без последствий для начальной Руси? Летопись свидетельствует, что это не так. После очередного похода на Царьград, совершенного уже Игорем, в 944 г. языческая русь клянется соблюдать мир на языческом капище в Киеве Перуном, а христианская — в церкви Ильи. Этот летописный фрагмент подвергся в последнее время детальному анализу: Нестор, считал, что русь клялась в церкви, расположенной в Киеве на Подоле, в урочище Козаре (Хазары). Раскопки показали, что церкви Ильи до XI в. там не существовало; анализ договора 944 г. с греками прояснил, что церковь Ильи находилась в Константинополе — в ней клялись послы Игоря, явившиеся в столицу Византии.

Наследник Вещего Олега стал продолжателем его деяний — он подчинял себе славянские племена, в том числе древлян, которых Нестор описывает как дикое племя, живущее в лесах «зверинским образом». Совершил Игорь и поход на Царьград. Но этот поход не был таким успешным, как победоносное предприятие Олега. И договор с греками, который заключил Игорь в 944 г., не был таким выгодным, как договор Олега.