Буденный - Борис Соколов Страница 83

Гальдер 2 октября с удовлетворением записал в дневнике: «Главные силы группы армий перешли в наступление („Тайфун“) и успешно продвигаются. Гудериан считает, что его соединения прорвали оборону противника на всю глубину. Соединения группы Гудериана, действующие в центре, стремительно наступают на Орел. 2-я армия вела упорные бои при форсировании Десны. Ей удалось форсировать реку и отбросить противника примерно на 5 км. 4-я танковая группа рассеяла сопротивлявшиеся группы противника и продвинулась на 15 км в глубину. Войска 4-й армии успешно наступают на всем фронте и продвинулись в среднем на 6—12 км». 4 октября он записывает: «Операция „Тайфун“ развивается почти классически. Танковая группа Гудериана, наступая через Орел, достигла Мценска, не встречая никакого сопротивления. Танковая группа Гёппнера стремительно прорвалась сквозь оборону противника и вышла к Можайску. Танковая группа Гота достигла Холма, подойдя, таким образом, к верхнему течению Днепра, а на севере продвинулась до Белого. Противник продолжает всюду удерживать неатакованные участки фронта, в результате чего в перспективе намечается глубокое окружение этих групп противника».

Причиной окружения большого числа советских дивизий была неудачная группировка в обороне, когда в результате многие участки были слабо прикрыты. Именно по ним и ударили немецкие танковые группы. И сильно запоздал приказ на отход. Он был получен лишь 5 октября, но уже 7 октября танковые группы Гудериана и Гота замкнули кольцо вокруг Вязьмы. И лишь 12 октября все войска, действовавшие на Западном направлении, были реально объединены под командованием новоназначенного командующего Западным фронтом Г. К. Жукова.

Как отмечают М. Ходаренок и Б. Невзоров, «на центральном участке советско-германского фронта было окружено семь полевых управлений армий (из 15), 64 дивизии (из 95), 11 танковых бригад (из 13) и 50 артиллерийских полков РГК (из 64). Эти соединения и части входили в состав 13 армий и одной оперативной группы». В сводке германского командования по итогам Вяземского сражения говорилось о 663 тысячах пленных, 1242 захваченных советских танках и 5412 орудиях. Немецкая группа армий «Центр» потеряла 145 тысяч убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Из Вяземского котла удалось выйти 85 тысячам человек, а из Брянского – около 23 тысячам. Приплюсуем к ним 98 тысяч военнослужащих из 29-й и 33-й армий, избежавших окружения, группы Ермакова и из 22-й армии, в которой была окружена только одна дивизия.

Разгром войск Западного, Резервного и Брянского фронтов в октября 1941 года создал предпосылки для наступления германской группы армий «Центр» непосредственно на советскую столицу. Только неблагоприятные погодные условия осенней распутицы не позволили немцам сразу же развить успех и выйти непосредственно к Москве, в тот момент еще очень слабо защищенной. В дальнейшем мужество защитников Москвы, подход резервов из глубины страны, а также трудности снабжения германских войск в зимний период, недостаточная подготовка вермахта к зимней кампании сорвали план «Тайфун» и не позволили германским войскам овладеть столицей. Бывший командующий 3-й танковой группой Генрих Гот не без оснований утверждал: «Не русская зима, а осенние дожди положили конец немецкому наступлению. Дождь лил днем и ночью, дождь шел непрерывно, вперемежку со снегом. Дороги размокли, и движение приостановилось. Недостаток боеприпасов, горюче-смазочных материалов и продовольствия определял тактическую и оперативную обстановку последующих трех недель».

Но нельзя все сводить к погоде, а конкретно – к осенней распутице, как это делают германские генералы. Да ведь и то, что погода помешала маршу на Москву, было, в сущности, одним из просчетов немцев. Никакой военной тайны не было в том, что во второй половине октября в Центральной России начинается распутица и что российские дороги в своем большинстве – отнюдь не европейские шоссе.

В целом можно констатировать, что причины быстрого поражения советских войск под Брянском и Вязьмой в октябре 1941 года были следующими: плохая подготовка оборонительных рубежей из-за того, что переход к обороне Западного, Брянского и Резервного фронтов был осуществлен с опозданием; плохая координация действий трех советских фронтов на Западном направлении, фактически не имевших единого руководства; неправильное определение направлений главного удара немецких войск; запоздалое разрешение на отход; быстрая потеря управления войсками советскими командирами после прорыва фронта. Вина во всем этом лежит как на Ставке, так и на командовании фронтов.

Войска Западного и Резервного фронтов, как уже говорилось, располагались чересполосно, причем большинство армий Резервного фронта, являясь вторым эшелоном Западного, командующему этим последним не подчинялись, что затруднило ведение оборонительных боев. Из-за недостатка средств радиосвязи и боевого опыта командующие армиями и фронтами больше полагались на проводную связь да на посылаемых в войска делегатов. Но в боевых условиях проводная связь часто рвалась, а делегаты не могли разыскать штабы, часто менявшие место дислокации из-за того, что противник прорвал фронт и приходилось быстро отступать.

Организация командования войсками, прикрывавшими Московское направление, также оставляла желать лучшего. В составе трех фронтов имелось 16 армий, в подчинении которых, в свою очередь, находились 95 дивизий и 13 танковых бригад. На один армейский штаб в среднем приходилось семь с небольшим дивизий и около одной танковой бригады. Это было в полтора-два раза больше, чем в одном немецком армейском корпусе, насчитывавшем от трех до пяти дивизий. После катастрофических поражений первых месяцев войны корпусное звено было ликвидировано – якобы из-за недостатка опытных штабных кадров. Однако на самом деле функции корпусных штабов у нас стали выполнять штабы армий. Не случайно количество немецких корпусных штабов было примерно равно количеству армейских штабов противостоявших им советских войск. Но на каждый советский штаб приходилось значительно большее число соединений, чем на каждый немецкий, а средств связи было меньше, что только увеличивало хаос.

Зато армий в Красной армии было в несколько раз больше, чем в вермахте. На Москву в октябре 1941 года наступали три полевые армии и три подчиненные им танковые группы. Все они были объединены в одну группу армий «Центр». Соответственно, для противостоявших им советских войск оптимальной была бы следующая структура: 1 фронт, 3–4 армии, 16 корпусных штабов. А вот число дивизий легко можно было уменьшить, чтобы не перегружать корпусные штабы. Ведь средств связи у нас было меньше, чем у немцев. Поэтому дивизий стоило бы иметь меньше, но относительно большей численности, чтобы уменьшить общее их число и повысить за счет этого обеспеченность их штабов радиостанциями. Но, к сожалению, советская Ставка действовала прямо противоположным образом. После тяжелых потерь первых недель войны штаты стрелковых дивизий были уменьшены с довоенных 14 483 человек до 10 858 на 29 июля 1941 года. И это при том, что численность немецкой пехотной дивизии достигала по штату 16 859 человек.

Если бы по штатной численности советские стрелковые дивизии были бы примерно равны немецким пехотным, если бы советские танковые бригады были бы развернуты, как у немцев в дивизии, то есть подкреплены мотопехотой (по числу танков две советские танковые бригады того времени были примерно равны одной немецкой танковой дивизии), то на Московском направлении было бы порядка 61 стрелковой, мотострелковой и танковой дивизий, для которых вполне хватило бы шестнадцати корпусных штабов, в свою очередь, сведенных в четыре армии. Тогда, наверное, и система управления была бы стройнее и решения принимались и доводились до частей и соединений быстрее. Но на практике в Красной армии применялась совсем другая организационная стратегия. Возобладала характерная для советской эпохи страсть к гигантомании. Пусть дивизий будет побольше числом – солиднее выглядит. Пусть вместо корпусов будут армии. Во-первых, генеральских должностей с большими звездами будет побольше. Во-вторых, командующему армией при необходимости проще будет обратиться не только к командующему фронтом, но и в саму Ставку, несмотря на то, что от этого увеличится неразбериха в управлении войсками. В последний год войны страстью к формированию новых дивизий вместо пополнения уже существующих страдал и Гитлер. Возможно, это помогало ему приуменьшать в собственном сознании масштаб поражений, которые терпел вермахт. Руководство же Красной армии подобной страстью отличалось на протяжении всей войны.