Софья Алексеевна - Нина Молева Страница 84

— А окончины старые оставишь, владыко? Просты для патриаршьего-то храма.

— Забыл про них, как есть забыл. И в ветреницы, и в окошки слюду вставим самую что ни на есть лучшую, как росинка, прозрачную. В большой главе против прежнего святых апостолов напишут, херувимов, серафимов, ангелов да архангелов. Спасов же образ пусть старый остается. Вычинить его только надобно. Да еще вверху иконостаса распятие поставить надобно с предстоящими, резное.

— Не бывало, сколько помню, такого у нас.

— Не бывало, государь. Латиняне так делают, а думается, и нам не грех символ сей божественный у них перенять. Отныне во всех храмах Божьих так делать будем.

— Поймут ли тебя, владыко, попы-то? Бунтовать не учнут ли?

— Бунтовать, говоришь. А хоть бы кто и помыслил, тотчас прихода лишим. На голодное брюхо не больно разбунтуешься. Да и нельзя им, великий государь, потакать. Человеку ежечасно сознавать надо, что в поступках и мыслях своих воли у него нету. Есть, кому за него думать, а уж ему остается делать. Каждый час о том не напоминать, от рук людишки отбиваться учнут. Яко овцы без пастыря. Распятие — символ великий. С него жизнь человеческую начинать, им и кончать надобно.

— Святые твои словеса, владыко. Иной раз таково-то тянет в монастырском порядке пожить, в строгости. Шумно оно в мире-то.

— И мыслить так не моги, великий государь. Каждому творению Божию свое предназначение определено. Тебе — за державой доглядывать, о процветании державы Российской печься. Давно уж с тобой потолковать хотел, государь. Достиг ты мужеской зрелости. Не помышлял ли супружескими узами себя связать, о наследнике престола потщиться?

— Нет, владыко. Царевны сестрицы все меня подростком величают, поучать хотят.

— Какое ж тут диво, брат ты меньший — всегда таким и останешься. От любви да заботы тебя напутствуют. Ты уж им того во зло не бери. А женитьба — дело святое, да и скоро не делается. Пока все, как положено, исправится, много времени пройдет.

— Много? Как много, владыко?

— Да ты, никак, и торопиться можешь, великий государь? Думал ли о брачных узах аль какая девица показалася? Грех не велик, и так случиться может.

— А что, непременно смотрины устраивать надобно?

— Испокон веков так было.

— А в домах боярских да дворянских нешто так же?

— Нет, государь. Сам знаешь, там принято засылать сватов к одной невесте. Иначе родителям обида великая будет.

— А почем жениху знать, какую девицу сватать?

— По-разному бывает. Иной раз приданого достаточно, чтоб дело сладилось. Иной — жениху невеста приглянется.

— Как? Где? Нешто увидеть ее можно? Поговорить с ней?

— В храме, на богослужении, случается. На улице, ежели по соседству. У родственников — тоже не редкость. Мало ли. Вот с разговором хуже. Тут уж только после сговора перемолвиться можно. А то бывает, первый раз жених голос невесты, как она согласие дает перед алтарем, услышит, а фату подвенечную отвернув, увидит. На то и смотрины царские, чтобы государю лучше к своей государыне присмотреться.

— Присмотреться, владыко. Как тут присмотришься! Вон у меня царевен сестриц сколько — с лица похожи, а по душе совсем разные. С младенчества, кажись, каждую знаю, на престол вступил, как есть не узнаю. Трудно мне с ними, владыко, таково-то подчас трудно — глаза б мои их не видели.

— Государь, не могу к словам твоим склониться. Одно вижу — советников ты своих много слушаешь. Дурного слова о них не скажу, а только тебе на все свой суд иметь должно. Собственный. Как советник тебя, великий государь, ни люби, а все и для себя самого постарается, свою корысть не забудет. Слаб человек, куда как слаб перед лицом греха. Совета почему не послушать, зато решать одному государю след, не иначе.

— Ты-то сам, владыко, как жену свою покойную сосватал?

— Да мы, государь, с детства, почитай, вместе росли. Двор ихний с нашим соседствовал. Родители не разлей вода были.

— На других девиц, поди, тоже, владыко, посматривал?

— Веришь, великий государь, ни одной, акромя Авдотьи, ровно и не видел. Для меня она росла, для меня и выросла. Сынков родила. Да что уж… Грех один — вспоминать. Соблазн великий. Священнослужителю негоже. А сам о браке помысли, государь. Самое время.

23 июня (1680), в день празднования иконе Владимирской Божьей Матери, царь Федор Алексеевич и патриарх Иоаким ходили с крестным ходом из Кремля в Сретенский монастырь.

— Марфа Алексеевна, царевна-сестрица, гдей-то ты запропастилася. Кажись, весь сад обегала, не откликаешься.

— Иду, Софьюшка, иду. Случилось что?

— Только у тебя ничего не случается! Про свадьбу слыхала ли? Гулять нам с тобой скоро на честном пированьице.

— Какой свадьбе?

— Конечно, не знаешь! Тебе из-за книжек твоих света Божьего не видно.

— Да будет тебе, Софья Алексеевна. Пришла что сказать, говори. Нечего тут посмешище-то устраивать.

— Вот верно, государыня-царевна, сказала. Истинно посмешище! Государь-братец жениться задумал.

— Может, и пора.

— Может! Все может! Да только не невесту выбирать, как в царском дому положено, а прямо жениться. Невесту нашел, теперь никаких уговоров слышать не хочет. Быть, говорит, ей царицей. На то моя царская воля. Чисто сказка, Господи прости! Царевна-лягушка под кустом болотным сидела-сидела, да на глаза распрекрасному принцу и попалася!

— Софья! Уймешься ли?

— Теперь одно и остается — уняться. А чтоб тебе все сразу объяснить, быть царицей московской Агафье свет Семеновне Грушецкой. Ты у нас, Марфа Алексеевна, все роды вдоль и поперек изучила, может, скажешь что о роде боярском, на всю землю русскую знаменитом? Аль тоже, вроде меня, слыхом не слыхивала, видом не видывала? Поведай, царевна-сестрица, всю правду.

— Значит, правду девки говорили…

— Какую правду?

— Будто государь-братец, как в крестном ходе шел, на девицу встречную глаз положил. У палат Хованских на Сретенке стояла. Так загляделся, что чуть в полах одежи не запутался, спасибо, бояре поддержали. Дальше пошел, да пару раз оглянулся. Я и на Феклу прикрикнула, что сплетни что твоя сорока на хвосте носит. Слыханное ли дело, великий государь и встречная девка! И что же дальше-то было?

— Отколе мне знать? Сказывают, князь Иван Андреевич Хованский в дело вмешался. Тараруй, известно, всегда напролом хаживал. Вон и тут Лихачеву подмогнул кралю сыскать. Свойственницей, что ли, ему приходится.

— Расстарались холуи проклятые! В два счета к родителю красавицы дорожку проложили. Мы с тобой, Софьюшка, ни при чем и остались. Посоветоваться и то государь-братец не захотел.

— Посоветоваться! Да он, сказывают, так заспешил, духовнику сказать не успел, как дело-то сделалося. Вот тебе и тихоня наш, вот тебе и книгочей-смиренник!