Осада - Джейк Хайт Страница 88

— Знаешь, что в миске? — спросил Иса.

— Помоги мне, Иса! — неистовствовал визирь. — Освободи меня, и я дам тебе деньги, женщин, земли.

— Это особенный яд, — продолжил Иса, будто не слыша визиревых слов. — Если его проглотить, то умрешь сразу.

— Пожалуйста, Иса, послушай меня! Я дам тебе все, чего ни пожелаешь.

— Но если нанести его на кожу, он действует куда медленнее, — невозмутимо договорил Иса.

— Будь ты проклят, Иса. Не хочешь помочь мне — так отправляйся в ад! Я не боюсь твоих ядов, смерть меня не страшит.

— Нет, мой яд не убьет, — ответил Иса. — Но он заставит тебя захотеть смерти.

Иса вынул кисточку из миски и мазнул визиря по лбу. Поначалу Халиль ничего не почувствовал, затем кожу чуть закололо, колотье переросло в жжение и сделалось адской пылающей болью, как будто на лоб положили раскаленный уголь. Халиль истошно завопил.

— Не надо, Иса, не надо, пожалуйста, прекрати! Я сделаю все, что захочешь, клянусь, что угодно!

— Я хочу одного: чтобы ты страдал так же, как страдала моя семья, — прошептал Иса ему на ухо. — Это все, Халиль, чего я хочу от тебя.

Понедельник, 28 мая 1453 г.

Константинополь

58-й день осады

На рассвете Лонго стоял на внутренней стене Месотейхона и наблюдал, как ремонтируют палисад на руинах внешней стены. Султанские пушки молчали, и появилась возможность наконец спокойно оценить повреждения и заняться восстановлением укреплений. Лонго провел бессонную ночь, руководя работами и присматривая за турецким лагерем. В последний раз он видел султана падающим с коня — очевидно, мегадука сумел убить Мехмеда. В Константинополе на каждом углу твердили, что уж теперь-то турки осаду снимут. Лонго в этом отнюдь не был уверен.

Издалека донеслась барабанная дробь: под нее из лагеря вышла процессия. Впереди маршировал отряд из полусотни янычар. Позади ехало около ста анатолийских кавалеристов, между янычарами и спаги чуть покачивался в седле хорошо заметный издали всадник в знакомых черно-красных доспехах. От седла его тянулись две цепи к спотыкавшемуся, едва державшемуся на ногах человеку. В нем Лонго сразу опознал мегадуку — с него так и не сорвали посеребренные парадные доспехи.

— Уильям! — позвал генуэзец.

Уильям внизу, на палисаде, руководил установкой дополнительных пушек.

— Смотри, Уильям, турки собираются казнить мегадуку! Поспеши во дворец, сообщи императору!

Император прибыл через несколько минут, с ним — Далмат и София. Лонго переглянулся с нею. Император же пояснил:

— Ей следует это видеть. Нотар был ее нареченным.

Слухи о близкой казни мегадуки распространились быстро, и на стенах стало тесно. Отовсюду кричали: «Господь с тобой, Нотар!», «Слава мегадуке!». Все считали, что Нотар погубил султана, и видели в нем героя. Лонго подумал с горечью, что скоро герой станет мучеником.

Турки остановились, застыли в неподвижности. Нотар рухнул наземь, ему позволили лежать.

— Чего они тянут? — спросила София.

— Ждут, — ответил Лонго.

— Чего им ждать? — спросил император.

— Толпы. Хотят, чтобы все видели казнь.

Наконец турки зашевелились.

Янычары разделились, половина отряда отошла влево, половина — вправо. Одинокий всадник стронул коня и поволок Нотара по земле. Когда всадник приблизился, Лонго узнал султана.

— Полагаю, это Мехмед.

— Боже мой, вы правы, — прошептал император. — Как такое возможно?

Люди на стенах принялись недовольно кричать и ругаться, женщины заплакали. Мехмед подъехал на расстояние пушечного выстрела и остановился. Спешился, подошел к Нотару, и люди на стенах умолкли, замерев.

* * *

Нотар лежал лицом в пыли, пробуя сделать вдох. Ночью его пытали много часов подряд. Из бесчисленных порезов на спине сочилась кровь, ребра были переломаны. Когда Нотар волочился по земле за лошадью, он вывихнул себе плечи. Но мегадука не обращал внимания на боль, пылавшую в теле. Главное заключалось в том, что султан был мертв, а империя — спасена. Важно лишь это, а боли скоро не станет.

Нотар увидел, как рядом с конем впереди показалась пара ног. Они приблизились, остановились рядом. Чьи-то сильные руки ухватили Нотара сзади, поставили на колени. Боль в вывихнутых руках была настолько сильной, что мегадука едва не потерял сознание. Он пошатнулся, но его поддержали, не позволили упасть. Когда боль немного утихла, он обнаружил, что упирается взглядом в пряжку пояса стоявшего перед ним человека. Тот наклонился, чтобы оказаться с Нотаром лицом к лицу. Это был султан.

— Как? — Нотар задохнулся, не в силах понять — ведь он своими глазами видел, как умирал Мехмед.

— Я же говорил, мегадука, что ты встанешь предо мной на колени. Весь Константинополь встанет, — проговорил Мехмед.

Султан отступил, открывая вид на стены Константинополя. На них толпились люди. Прищурившись, Нотар даже различил лица. Он окинул взором толпу, отыскивая знакомых. Поддерживавшие его сзади отпустили, отошли. Мегадука сгорбился, но устоял на коленях, по-прежнему глядя на стены. Он услышал за спиной шелест клинка, извлекаемого из ножен, но не обернулся. Ему показалось, что он видит Софию. Он не сводил с фигуры глаз, а затем наступило ничто.

* * *

— Боже мой! — возопила София.

Когда Нотар рухнул, она прильнула к Лонго, дрожа, и тот ее обнял, а затем, запоздало спохватившись, посмотрел на Константина. Император же пристально изучал их двоих.

— Я думаю, царевне лучше вернуться в ее покои, — изрек Константин. — Царевна вне себя от горя, ее жених мертв. Стража! Отведите царевну Софию во дворец!

София ушла, император же с Лонго остались смотреть. Мехмед забрал отсеченную голову мегадуки, но тело оставил лежать на месте казни. Султан со всем эскортом поехал назад, к турецкому лагерю, а пара янычар осталась и потащила тело мегадуки к воротам Святого Романа, прямо к месту, над которым стояли император и Лонго.

— Я прикажу лучникам покончить сними, — предложил Далмат.

— Нет, пусть тащат, — сказал Константин. — Мы хотя бы сумеем похоронить мегадуку должным образом. Отблагодарим его, чем сможем.

Янычары подтащили труп к воротам, бросили и побежали назад.

— Идемте, — сказал император, — нужно забрать останки.

Они подошли к воротам, и Лонго приказал открыть их ровно настолько, чтобы мог протиснуться человек. Лонго сам вышел за телом. В щель доспехов был воткнут клочок бумаги, явно письмо, но времени прочесть его не осталось — едва он приблизился к телу, как из турецких укреплений высыпали тысячи воинов и направились к стенам. Большинство несли лопаты и мотыги, кое-кто вел под уздцы лошадей, волочивших заполненные землей и камнями телеги.