Отступник - Робин Янг Страница 89

— При всем уважении, но вас здесь не было, — парировал Уоллес. Он обратил свой взор на Ламбертона. — Вы тоже хотите склониться перед тираном, ваше преосвященство?

Глаза епископа сверкнули в отблесках пламени.

— Вы же знаете, что хочу совсем не этого, друг мой. Но, должен признаться, я не вижу иного выхода из постигшей нас катастрофы. Королю не нужна затяжная война в Шотландии, равно как и в Уэльсе или Гаскони. Полагаю, мы сможем убедить его принять капитуляцию на наших условиях. И тогда большинство здесь присутствующих смогут выйти из войны, сохранив свои земли и свои жизни. Чего не случится, если мы откажемся сдаться.

— Только посмотрите, что захватил король Эдуард в этом году, — подхватил Умфравилль, энергично кивая в знак согласия с Ламбертоном. — Он отвоевывал наши владения и по частям разбивал нашу армию, и теперь у нас осталось только это. — Рукой в латной перчатке он обвел группу суровых мужчин, собравшихся на прогалине. Чуть дальше, среди деревьев, у костров сидели и другие, но в остальном лесной лагерь, некогда дававший пристанище тысячам людей, был пуст. — Мы должны признать поражение. Сложить оружие и умолять короля проявить милосердие.

В толпе раздался одобрительный ропот, и громче всех высказался Роберт Вишарт, сидевший на поваленном дереве и кутавшийся в меха. Епископ Глазго, одолеваемый подагрой, большую часть года провел за стенами своего манора неподалеку от Пиблза.

— Сэра Джеймса Стюарта нет здесь, с нами, и потому он не может присоединить свой голос к нашим, но, полагаю, он вполне согласен с доводами нашего досточтимого брата, — проворчал он, кивая на Ламбертона. — Не забывайте, сэр Роберт Брюс заслужил доверие при дворе Эдуарда. Граф Каррик может оказаться весьма полезным посредником, когда мы вступим в переговоры об условиях сдачи.

Это предложение было встречено неодобрительными возгласами. Особенно усердствовали Грей, Нейл Кэмпбелл и Саймон Фрейзер. Александр и Кристофер Сетоны, стоявшие вместе с ними, промолчали при упоминании имени их бывшего друга. Лицо Александра было мрачным. Кристофер не мигая смотрел в огонь.

Уоллес повернулся к Джону Комину:

— Я полагал, что уж вы-то, сэр Джон, ни за что не согласитесь на это. А как же ваши грандиозные планы? Ваше намерение привести нашу армию к победе? И теперь вы желаете сдаться?

Комин встретил взгляд Уоллеса. Его глаза покраснели и опухли от недосыпания. За несколько месяцев бродячей жизни в Лесу у него отросли борода и волосы, неухоженные и спутанные, отчего он выглядел намного старше своих двадцати девяти лет. В свете костра было видно, что лицо его осунулось, кожа обвисла и посерела, а глаза ввалились — давала себя знать грубая и скудная пища, которой все они были вынуждены пробавляться.

— Я не больше вашего горю желанием склониться перед королем Англии. Отказаться от своей должности хранителя? — Он нахмурился, и в чертах его лица явственно проступило отчаяние. — Отказаться от надежды когда-либо стать… — Комин оборвал себя на полуслове, покачал головой и отвернулся. — Кампания Эдуарда отняла у нас все. Какой прок в свободе, если мы не сможем жить той жизнью, которой хотим? Меня лишили замка Лохиндорб, мои земли сожжены и разграблены. За что мне теперь сражаться? — Он обвел взглядом людей, столпившихся вокруг, среди которых были Темный Комин и Эдмунд Комин из Килбрида, Джон Ментейт и Дунгал Макдуалл. — К чему бороться, не имея надежды победить?

Ни один из его соратников ответить не пожелал. Все они с трудом переносили тяготы зимовки в Лесу. Привыкшие к пуховым кроватям и армиям слуг, диете из бордоского вина, оленины и мяса диких кабанов, они, одолеваемые вшами и лихорадкой, были вынуждены влачить жалкое существование, питаясь впроголодь тем, что удавалось раздобыть их оруженосцам и пехотинцам. Ими все больше овладевали апатия и отчаяние по мере того, как приходили все новые и новые сообщения о том, что их земли и замки переходят в руки англичан, их погреба и сундуки опустошаются, а вассалов захватывают в плен и убивают. Никто из них не был рожден для того, чтобы стать изгоем.

— У нас нет надежды победить, — согласился Джон Ментейт. — Особенно после того, как мы потеряли столько людей в Камберленде.

Глаза Уоллеса вспыхнули яростью.

— А кто в этом виноват?

Ментейт выпрямился и расправил плечи под обвиняющим взглядом Уоллеса.

— Да как вы смеете…

— Напомнить вам, что вы сказали, когда я предупредил вас об опасности окружения в городе?

Даже в свете костра было видно, как покраснел Ментейт.

— Не я один!

— «А кто может напасть на нас, да еще неожиданно? Быть может, вы соблаговолите просветить нас, сэр Уильям?» — продолжал Уоллес, столь удачно подражая резкому и высокомерному голосу Ментейта, что Грей и остальные заулыбались. — Вы думали только о том, как бы потуже набить свой кошелек. Это ваша жадность погубила людей. Вы все виноваты, — прорычал он, глядя на Комина и остальных дворян. — Это из-за вас мы проиграли войну, будьте вы прокляты!

— Я не намерен выслушивать оскорбления этого разбойника! — взвился Ментейт, но его голос тут же потонул в возмущенном хоре остальных.

— Ах ты, грязный негодяй! — взревел Темный Комин, выхватывая меч из ножен.

Дунгал Макдуалл последовал его примеру, хотя и не столь ловко: на его правой руке еще не полностью зажила рана, которую нанес ему Роберт Брюс. Впрочем, по сравнению с тем, что случилось с его левой рукой, это была сущая ерунда. Почти потерявшего сознание от боли и потери крови, его вынесли из горящего города, но перерубленную руку все-таки пришлось удалить. Это сделал один из Лишенных Наследства, в то время как четверо других держали его, прижимая к земле. Макдуалл чувствовал, как ему отрубили кисть, как прижигали рану огнем, и только потом провалился в беспамятство. И теперь вместо руки у него остался лишь синевато-багровый обрубок, замотанный грязной холстиной, да исчезающее ощущение боли в нем.

Грей и Нейл Кэмпбелл быстро шагнули вперед, защищая своего вожака, и выхватили мечи. Ламбертон и Вишарт кричали во весь голос, призывая к спокойствию, но их никто не слушал.

Джеймс Дуглас первым заметил фигуры, направлявшиеся к костру из темноты. Двое дозорных, одетых по моде пехотинцев Уоллеса в коричневое с зеленым, вели под руки третьего. Лицо его было закрыто капюшоном, и он слепо спотыкался на каждом шагу. Штаны его и туника промокли от снега. За ними следовали еще двое солдат, продираясь сквозь кусты с кинжалами в руках.

— Ваше преосвященство, — обратился к епископу Джеймс.

Глаза Ламбертона прищурились, когда он увидел приближающиеся фигуры. Остальные же продолжали шумную перебранку. Грей и Макдуалл орали друг на друга, держа клинки наготове, и с губ их летели клочья пены, когда они выкрикивали угрозы. В любую секунду дело могло дойти до обмена ударами.

— Тихо, эй, вы! — взревел Ламбертон.

— Сэр Уильям, — окликнул Уоллеса один из патрульных. — Мы поймали вот этого шпиона, когда он пытался проникнуть в лагерь. Он говорит, что у него послание для вас от графа Каррика.