Музы героев. По ту сторону великих перемен - Наталия Сотникова Страница 9

Где-то между 30 ноября и 10 декабря 1793 года Тереза была арестована и заключена в крепость д'А. Удар был рассчитан точно: у Тальена умер отец, и он испросил себе разрешение уехать на две недели в Париж, дабы устроить дела овдовевшей матери. Составитель доноса рассчитывал, что обратно он уже не вернется. Однако у Тальена было много друзей среди влиятельных членов Конвента, и ему удалось отбросить все обвинения в свой адрес. Тереза недолго пробыла в крепости, но успела познать на себе все радости заключения в ледяной камере-одиночке. Там беспрепятственно бегали крысы, а грязная подстилка из гнилой соломы кишела червями, которые, почуяв человеческое тепло, немедленно принялись заползать к ней под одежду. Терезе еще повезло, поскольку арест произошел ночью, и она не была подвергнута обычному унизительному обыску в присутствии нескольких мужчин, совершенно обнаженная и осыпаемая насмешками и оскорблениями. На следующее утро Тальен лично явился за ней, и с тех пор она уже твердо могла рассчитывать на его защиту.

Впоследствии ей без малейшего стеснения не единожды задавали вопрос, как она могла отдаться палачу, и Тереза всякий раз, пожав плечами, с улыбкой отвечала:

— Когда вокруг бушует буря, ты не выбираешь якорь спасения, — т. е. утопающий хватается за соломинку. Но она никогда не отрицала того, что любовь могущественного и сильного человека пробуждала в ее молодом теле необъяснимое страстное желание, которое ей было неведомо ни с мужем, ни с двумя своими утонченными любовниками.

Естественно, возвышение прекрасной Терезы не прошло для жителей Бордо незамеченным. Кто-то стал подчеркнуто сторониться ее, кто-то, напротив, угодливо кланялся при встрече. Многих удивляло, что теперь она предпочитала называть себя Кабаррюс-Фонтене, хотя, казалось, с бывшим мужем ее уже ничто не связывает. Тальен же старался доказать властям в Париже, весьма раздраженным его связью с бывшей аристократкой, что его подруга столь же полна революционного рвения, сколь и он. Такой случай вскоре представился.

Как уже было сказано, религию практически отменили, церковь лишили ее имущества и не стеснялись всячески издеваться над ней. Например, посланный со всеми полномочиями в Лион представитель Комитета общественного спасения, бывший семинарист Жозеф Фуше устроил шествие ослов, облаченных в одежды священников, вызвавшее полный восторг санкюлотов. Но что-то должно было заполнить образовавшийся духовный вакуум, и парижские политики пришли к выводу, что на эту роль больше всего подходит богиня Разума. Со свойственной французам склонностью к живописному оформлению 10 ноября (или 20 брюмера, как оно теперь считалось по революционному календарю новой эпохи) в Соборе Парижской богоматери было устроено празднество, прославлявшее новую богиню. В центре нефа был сооружен высокий искусственный холм, вокруг которого спиралью вилась дорожка к самому верху, к надписи огромными буквами «Философия». На середине склона было установлено нечто вроде греческого алтаря, на котором пылал большой факел, факел богини Разума.

К алтарю восходила прекрасная женщина, воплощавшая собой Свободу… Она была облачена в белую тунику, синюю мантию, а на голове красовался неизбежный красный фригийской колпак. В руке богиня несла огромную пику и занимала место на троне, украшенном зеленой листвой. Прослушав гимн, исполненный хором подростков, изображавших сказочное будущее свободной Франции, она поднималась и величественно шествовала для приветствия к собравшимся в соборе членам Конвента, которые уступали ей место среди них, а председатель награждал ее братским поцелуем.

Примерно по такому же сценарию уже 10 декабря был устроен праздник и в Бордо. Доминиканская церковь Пресвятой Богоматери, где проводилось это мероприятие, как и все храмы после церковной реформы, была лишена привычных признаков святилища, где возносятся молитвы Господу, т. е. убраны все кресты, картины и статуи. На месте главного алтаря красовалась куча земли, усыпанная цветами, а боковые капеллы были посвящены двум временам года, считавшимся наиболее патриотичными, ибо они символизировали возрождение и расцвет: весне и лету. Наверху было развешано множество гирлянд, освещенных таким множеством свечей, что в церкви было светло, как днем. У входа сновали миловидные девушки в синих и красных туниках, проводившие посетителей к их местам, а там новоприбывших встречали весталки в белых одеждах, томными жестами вручавшие колосья пшеницы или веточки лавра. Тереза в одеждах богини Разума восседала рядом с Тальеном, после чего ни у одного гражданина Бордо не осталось сомнения в том, что она является любовницей посланца Конвента.

Следующим революционным праздником стало прославление одной из недавних побед революционной армии — изгнание англичан из Тулона. В этом важном портовом городе сторонники монархии подняли мятеж, на помощь им пришли испанские военные соединения и эскадра английского флота. 19 декабря после наступательной операции, разработанной совершенно безвестным артиллерийским капитаном Наполеоном Бонапартом, Тулон был взят, а английская эскадра ушла вместе со спасавшимися бегством монархистами. За успешную осаду Тулона Конвент произвел 24-летнего Бонапарта в бригадные генералы.

На этом празднестве, состоявшемся 30 декабря 1793 года, Терезе отводилась весьма важная роль: прочитать доклад об образовании. Осталось неизвестным, сочинила ли она его сама, или же его написал для нее Лаком, председатель военной комиссии. Предмет выступления был серьезным, и на сей раз Тереза выбрала строгий костюм для верховой езды — амазонку из плотного синего кашемира с воротником и обшлагами из красного бархата и желтыми пуговицами, на ногах были высокие желтые сапожки. Поскольку, невзирая на революцию, привычка французов к переменам не исчезла и требовала постоянного движения вперед, а триколор уже начал приедаться, в моду вошел было желтый цвет. Однако сей колер не продержался долго, ибо республиканские власти сочли его контрреволюционным. Он, по их мнению, вызывал ненужное сочувствие к аристократам по причине близости к цвету фонарных столбов. Именно на них в известной песенке «Ça ira» чернь требовала вешать аристократов. В Европе ровно на этом же основании желтый цвет признали пагубно революционным, опасаясь, как бы местный плебс не последовал дурному примеру французов. Таким образом, зловредное поветрие было уничтожено в зародыше, не успев быстро овладеть умами франтов и щеголих. В заключение надо отметить, что Тереза давно пожертвовала своими роскошными длинными волосами, в пользу короткой прически а-ля император Тит — в моде было все древнеримское. Естественно, никуда не делся и красный фригийский колпак. Таким образом, в ее туалете прекрасно сочетались революционная палитра цветов и строгость одежды, приличествующая серьезности темы сообщения.

Красной нитью через доклад проходила та мысль, что дети, прежде чем принадлежать родителям, являются собственностью государства, далее шел перечень беззастенчиво заимствованных у Руссо и весьма избитых к тому времени идей о близости к природе, простоте, естественности и патриотизме — Республика добродетели готовилась взращивать новое поколение, не испорченное тлетворным влиянием как церкви, так и развратных аристократов.

Выступление Терезы с докладом об образовании молодежи имело большой успех, теперь даже те, кто лишь питался слухами об уме и красоте бывшей маркизы де Фонтене, могли собственными глазами и ушами удостовериться в этом. Мысленно к этим достоинствам молодой женщины обыватели прибавляли еще скабрезные эпитеты по поводу ее слишком близких отношений с самым могущественным человеком в городе. Тереза их отныне не скрывала, разъезжая с ним по городу в открытом экипаже в одеянии античной богини, т. е. короткой тунике и красном фригийском колпаке. В левой руке она держала пику, а правую клала на плечо Тальена. Однако, вскоре нелестные отзывы улетучились с языка жителей Бордо, а люди при виде этой красавицы благодарно улыбались и называли ее не иначе, как «наша Богоматерь-спасительница».