Сын Сэма. История самого опасного серийного убийцы Америки - Микки Нокс Страница 9

В 1966 году Дэвиду исполнилось тринадцать лет. За несколько месяцев до окончания средней школы он должен был пройти обряд бар-мицвы. Дэвид был совсем не рад предстоящему событию. Он не один десяток раз присутствовал на подобных празднествах. Всякий раз это был большой и веселый праздник, на который приглашались чуть ли не все знакомые дети подростка, вступающего во взрослую жизнь. По большому счету этот праздник был лишен всякого религиозного значения и давно превратился для большинства евреев из Бронкса просто в повод собрать вместе всех друзей и знакомых семьи.

Я никогда не чувствовал себя евреем в полном смысле этого слова. Родители были весьма религиозны, но мне это не было близко, хотя я и понимаю, что был рожден в этой вере и могу себя причислять к ним.

Дэвиду предстоящая бар-мицва не сулила ничего хорошего. Нат и Перл всегда были очень религиозны и старались соблюдать все правила и традиции. После долгих споров Нат даже согласился закрывать свой магазин по субботам, чтобы не нарушать шаббат.

Болезнь часто обращает человека к Богу. Столкнувшись с неизвестным, он обращается к непознанному. Когда много лет назад Перл поставили страшный диагноз, только вера помогла ей справиться с болезнью и снова научиться радоваться жизни. Недавно женщина узнала, что болезнь вновь проснулась в ее организме. На сей раз все выглядело сложнее и опаснее, а медицинская страховка теперь не способна была покрыть все дорогостоящее лечение.

Эта страшная новость заставила женщину вновь обратиться к Богу, начать с еще более въедливой дотошностью соблюдать все обряды и традиции, но самое главное, вновь ввергла их семью в тотальное одиночество. Болезнь всегда отталкивает от себя людей. Этот механизм имеет под собой биологическое и психологическое обоснование. Видя, что человек не вполне здоров, мы стараемся отойти от него, чтобы он нас не заразил. Так говорят наши инстинкты. Не имеет значения, какого характера эта болезнь, так как инстинктивно мы все равно будем стараться отойти от больного или грустного человека, опасаясь того, что это состояние окажется заразным (часто ведь так и бывает). Еще более тотальный характер носит психологическое обоснование. Никому не хочется говорить о своей тяжелой болезни или о болезни близкого родственника. Не хочется пробуждать к себе жалость, боишься, что люди побоятся с тобой общаться, чтобы не заразиться. С другой стороны, все твои мысли постепенно начинает занимать болезнь, о которой ты инстинктивно не хочешь говорить с «чужими». Этот капкан постепенно приводит к тому, что круг общения семьи постепенно сужается в кольцо.

Вскоре в квартире семьи Берковиц в южном Бронксе стало очень тихо. Сюда уже почти не звонили друзья и приятели Перл из еврейской общины, Нат старался решать все рабочие вопросы в магазине, чтобы не тревожить лишний раз жену, а Дэвиду запрещали водить сюда друзей, к выбору которых Перл всегда очень ревностно относилась. Причем Дэвид совершенно не понимал, чем обусловлены все эти перемены. Нат и Перл считали, что ребенку не стоит знать о «взрослых проблемах», поэтому подросток считал, что эта «ледяная тишина» и отчуждение, которое он ощущал дома, связаны только с тем, что он приемный, «ненастоящий» и, в конечном счете, лишний здесь человек. Впрочем, даже сам Нат постепенно начинал чувствовать себя лишним дома, стараясь не мешать жене все глубже погружаться в ее отношения с Богом и Болезнью.

Предстоящая бар-мицва Дэвида грозила стать самым печальным и унылым мероприятием в Бронксе. Дэвид хотел пригласить на торжество хотя бы Криса, но мать не разрешила ему этого. Ей хотелось, чтобы церемония инициации прошла по всем правилам в кругу только своих людей. Ими должны были оказаться несколько дальних родственников семьи, живущих в Бронксе. Дэвид даже толком не знал этих людей.

– Зачем вообще нужна эта бар-мицва? – спрашивал Дэвид Перл, когда та была занята выбором зала для проведения мероприятия.

– Ты становишься взрослым, с этого момента ты должен отвечать за свои поступки, – терпеливо отвечала женщина.

– Почему тогда я не могу решить пригласить Криса? – в сотый раз спрашивал Дэвид.

– Он не еврей, – терпеливо говорила мать.

– А если я тоже не хочу быть евреем? Мне не нужно тогда проходить бар-мицву.

– Ты родился евреем. Религия дается тебе от рождения. Человек, который изменил своему Богу, не достоин внимания. Это значит, что такого человека очень легко обмануть. Нет более опасного человека, чем тот, которого легко обмануть.

Церемония бар-мицвы Дэвида Берковица прошла в храме Адат Израэль в южном Бронксе. На празднике присутствовали только самые близкие семье Берковиц люди. В их числе оказалось только несколько полузнакомых Дэвиду взрослых людей. Все они подходили к нему и снисходительно хлопали его по плечу.

– Теперь ты в ответе за все свои поступки и решения, парень, теперь нужно втрое больше слушать свою маму, чтобы не расстроить ее, – говорили они в один голос. Эти люди подходили к фуршетному столу за парой закусок, а потом неуклюже старались поддерживать светскую беседу с такими же полузнакомыми людьми, отсчитывая минуты до момента, когда будет прилично попрощаться со всеми.

На следующий день после бар-мицвы Перл почувствовала себя плохо и попросила отвезти ее в больницу, из которой ей было уже не суждено вернуться.

Все сложнее было игнорировать перемены, которые постепенно накапливались возле входной двери их дома, то и дело грозя проломить дверь и снести все на своем пути. Перспектива перехода в новую школу, переезда в новую квартиру, стремительные перемены в теле подростка – все это вызывало у него отрицание. Ему казалось, что во всех этих переменах виновны родители, которым что-то взбрело в голову, а о его интересах никто даже не удосужился подумать. Желая привлечь к себе хоть какое-то внимание родителей, он начал пропускать занятия в школе, еще больше дерзить учителям. Когда это не сработало, он стал устраивать истерики родителям и запираться у себя в комнате на втором этаже всякий раз, когда родители заводили разговор о предстоящем переезде. Осознав, что этот метод не работает, он стал убегать из дома. Несколько раз он целую ночь бродил по заброшенному кварталу. Всякий раз, когда он замечал в окнах движущиеся тени людей, ему начинало казаться, что это духи и демоны, которых надо немедленно уничтожить. Лучше всего сжечь, кажется, так нужно изгонять дьявола. По крайней мере, он слышал о подобном способе бороться с нечистой силой от одноклассников.

– Жечь их нужно… – недовольно пробормотал прохожий, проследив за взглядом Дэвида.

– Что вы сказали?

– Это отребье нужно сжигать, чтобы оно облик города не портило. Как еще с такими бороться? – пояснил мужчина, указывая на несколько силуэтов в окнах заброшенного дома. Судя по звукам, доносящимся оттуда на улицу, у них там была вечеринка.

– Наверное, – пожал плечами подросток, не зная, как он должен сейчас реагировать, но чувствуя гордость за то, что к нему сейчас обратились как ко взрослому человеку.

Когда утром Дэвид вернулся домой, ему открыл дверь мрачный отец. Он ничего не сказал по поводу его побега, а просто приказал умыться и через пять минут быть в машине.