Против всех - Виктор Суворов Страница 9

1

Душное, липкое лето 1952 года. На границе тучи ходят хмуро. А над Москвой никаких туч — пыль, духота. Ночью все окна московские — настежь. Ах, громыхнуло бы! Но нет тельного проливного дождя, которого ждет истосковавшаяся по прохладе столица.

Товарищ Сталин заперся на даче в Волынском. Товарищ Сталин никого не принимает. Товарищ Сталин что-то замышляет, что-то готовит. И каждому, кто думать способен, совершенно ясно, что именно затевает товарищ Сталин.

А в Кремле зреет заговор против товарища Сталина. Высшие руководители страны, верные ученики и соратники Сталина — Берия, Маленков, Хрущёв, Булганин, Микоян, Молотов, Ворошилов, Андреев, — объединились против вождя народов.

Вот уже больше трех десятков лет Советский Союз находился в тяжелейшем экономическом кризисе. У капиталистов время от времени тоже случались кризисы — кризисы перепроизводства. У них фермеры молоко выливали на землю, коров резали, туши хлоркой засыпали, сжигали зерно — и все потому, что девать его было некуда. Прогрессивные кинематографисты снимали это варварство и показывали во всех кинотеатрах мира перед началом сеансов.

У нас такого не было и быть не могло. У нас — социалистическая экономика. У нас свирепствовал хронический кризис недопроизводства. Нам страну кормить было нечем. И все эти десятилетия наши вожди искали причину такого положения. В первые годы все было ясно: разруха после Гражданской войны. Потом выяснилось, что кулаки прячут хлеб, не желая его продавать. (Почему не хотят? Им деньги не нужны?) Кулаков истребили. Миллионами. Но лучше не стало.

Тогда со всей кристальной ясностью вдруг открылось, что мешают вредители. Вредителей искали повсюду, ловили, судили, сажали, расстреливали — тоже миллионами. Лучше не становилось.

Потом началась война. Голод после войны понятен — разруха.

Наступил 1952 год, семь лет прошло после окончания войны, но страна по-прежнему не могла себя прокормить. Следовало что-то кардинально менять.

Поэтому товарищ Сталин решил сменить все высшее руководство страны.

Поэтому все высшее руководство страны решило сменить товарища Сталина.

2

Но свергнуть Сталина с вершин власти совсем не просто. Сталин — Генеральный секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии. Это его главная должность на протяжении тридцати лет. Эта должность — вершина устойчивой и мощной вертикали власти.

У противников Сталина был простой до глупости вариант: совершенно легально на очередном съезде партии не избирать Сталина на эту самую главную в Советском Союзе руководящую должность.

Сталин знал, что опасность грозит ему с разных сторон, в том числе и с этой: следующий съезд партии мог выпроводить его на пенсию под прощальные речи и гром аплодисментов. Поэтому Сталин, нарушая устав партии, съезды не собирал на протяжении тринадцати лет, пропустив целых четыре срока. Пленумы Центрального Комитета в соответствии с уставом партии было положено проводить не реже одного раза в три месяца. Это правило товарищ Сталин тоже исправно игнорировал, не собирая пленумы годами, пропуская десятки сроков.

5 августа 1952 года члены Политбюро, действуя явно против воли Сталина, собрали пленум Центрального Комитета, который принял решение о срочном, через два месяца, созыве XIX съезда ВКП(б). Повод был придуман достаточно веский: устав партии устарел, надо принимать новый устав, который помимо прочего предусматривал проведение съездов партии не только по решению высших партийных органов, но и по требованию низовых партийных организаций.

Иными словами, становилось не важно, желает товарищ Сталин собирать съезды партии или не желает, — съезды могут собраться и без разрешения и одобрения вождя, вопреки его планам и замыслам. Так сказать, по многочисленным просьбам трудящихся.

Это положение нового устава было антисталинским.

Направленным лично против Сталина!

Любым нижестоящим партийным организациям ни до того, ни после проявлять инициативу категорически не рекомендовалось — тем более в вопросах такой важности. Правом требовать созыва съезда партии, которое гарантировал новый устав, ни одна партийная организация впоследствии за десятки лет ни разу не воспользовалась. Ни одному партийному секретарю сколь угодно высокого или сколь угодно низкого ранга не могло ударить в голову что-то по собственной инициативе вытворять без команды сверху или требовать чего-то от вышестоящих вождей.

На предстоящем XIX съезде, открытие которого было назначено на 5 октября 1952 года, предлагалось изменить название партии с ВКП(б) (Всесоюзная Коммунистическая партия (большевиков)) на КПСС (Коммунистическая партия Советского Союза). Политбюро тоже должно было сменить название и впредь именоваться Президиумом Центрального Комитета Намечалось ввести еще множество новшеств.

Хитрость заключалась в том, что в многословии официальных пустозвонных дебатов, вызванных появлением нового устава, затерялась одна мелкая неприметная деталь. Устав, сочиненный лукавыми сталинскими учениками и соратниками, обходил стороной — то есть просто не упоминал — должность Генерального секретаря Центрального Комитета партии. Особо следует подчеркнуть: должность не упразднялась, не отменялась, а просто не упоминалась.

Съезд собрали. На съезде провозгласили грандиозные планы движения семимильными шагами в светлое завтра и всемерного улучшения жизни трудящихся. Съезд дружно проголосовал за новый устав и тем самым, не отдавая себе отчета и не ведая об этом, лишил Сталина его главной должности.

Делегаты даже и не осознавали, что принимают участие в государственном перевороте.

Мог ли Сталин смириться?

Кто угодно, но только не он.

3

О том, что съезд был весьма необычным, говорят следующие факты.

Во-первых, полная стенограмма XIX съезда КПСС не рассекречена и сегодня, через 60 лет после его проведения. [5]В средства массовой информации попали отдельные фрагменты, но только те, которые не касались принципиальных вопросов и никоим образом не могли навести широкую публику на мысль о том, что в руководстве страны идет ожесточенная борьба за власть. Есть снимки, сделанные на съезде, есть кинохроника — на этих кадрах хорошо видны зал заседаний, трибуна и прямо впереди нее и чуть ниже — четыре стенографистки. Но написанное теми стенографистками почему-то до сих пор никому нельзя показывать.