Женщины Цезаря - Колин Маккалоу Страница 9

Катон поднялся.

— Ты злая женщина, Сервилия.

Она нарочито зевнула.

— Ты проиграл, Катон. Прощай, и скатертью дорога.

Выходя из комнаты, он все-таки произнес свое последнее слово:

— В конце концов победа будет за мной! Я всегда побеждаю!

— Только через мой труп ты победишь! Но ты умрешь прежде меня.

После этого ей предстояло поговорить еще с одним мужчиной ее жизни — с мужем, Децимом Юнием Силаном. Катон верно охарактеризовал его — простофиля. Неизвестно, что было у него с желудком, но его мучила склонность к рвоте. Застенчивый, покорный, бесхарактерный человек. Все его прелести, думала Сервилия, глядя, как он чахнет над обедом, — снаружи. У него красивое лицо, а за изящным фасадом — пустота. Вот уж чего не скажешь о другом красивом лице, которое принадлежит Гаю Юлию Цезарю. «Цезарь… Я очарована им. Там, в доме Аврелии, на какой-то момент я вообразила, что и он обратил на меня внимание, но потом я распустила язык и оскорбила его. Почему я забыла, что он из Юлиев? Даже патрицианка из рода Сервилиев не может управлять жизнью и делами кого-то из Юлиев…»

С супругами обедали две девочки, которых Сервилия родила Силану и которых, как обычно, мучил Брут (они, в свою очередь, считали сводного брата сорняком). Старшей, Юнии, было семь лет, а Юнилле — почти шесть; обе смугловатые и очень привлекательные. Нет повода опасаться, что они останутся без мужей. Очень хорошая внешность и довольно приличное приданое — против такого сочетания нельзя устоять. Официально они помолвлены с наследниками двух известных семей. Только Брут еще не был пристроен, хотя сам он уже сделал выбор. Маленькая Юлия. Какой он странный, влюбиться в ребенка! Хотя обычно Сервилия в этом себе не признавалась, но нынешним вечером она была настроена на правду и отдавала себе отчет в том, что Брут иногда представлял для нее загадку. Почему, например, он упорно считал себя интеллектуалом? Не отказавшись от столь глупой мысли, Брут никогда не сделает себе карьеру. Если у интеллектуала не будет вдобавок репутации храброго солдата, как у Цезаря, если он, подобно Цицерону, не преуспеет в судебных процессах, ему придется терпеть пренебрежительное отношение окружающих. А Брут не был ни решительным, ни сообразительным. Он ни в чем не обладал превосходством над прочими, как Цезарь или Цицерон. Хорошо, если он станет зятем Цезаря. Часть волшебной энергии и обаяния Юлиев перейдут к нему.

На следующий день Цезарь прислал Сервилии записку. Он будет рад видеть ее в своей квартире на улице Патрициев, третий этаж многоквартирного дома, между красильной мастерской Фабриция и субурскими банями. Завтра в четыре часа пополудни некий Луций Декумий будет ждать ее в коридоре первого этажа, чтобы проводить ее наверх.

Срок губернаторства Антистия Вета в Дальней Испании был продлен, однако Цезарь не давал обещания остаться с ним. Цезарь не старался обеспечить себе личное назначение, просто по жребию ему досталась эта провинция. В известном смысле было бы приятно задержаться в Дальней Испании, но должность квестора слишком низка, чтобы послужить стартом для хорошей репутации на Форуме. Цезарь отдавал себе отчет в том, что следующие несколько лет своей жизни он обязан провести в Риме. Рим должен постоянно видеть его лицо, слышать его голос.

Поскольку в возрасте двадцати лет Цезарь заслужил гражданский венец за выдающуюся храбрость и стал членом Сената за десять лет до положенного тридцатилетнего возраста, ему разрешили выступать в Палате с самого начала (обычно новички в Сенате молчат, пока не побывают в должности выше квестора). Но Цезарь не злоупотреблял этой экстраординарной привилегией. Он был слишком проницателен, чтобы надоедать собратьям по Палате, добавляя себя в список выступавших, уже и так слишком длинный. Цезарю не требовалось пользоваться красноречием, чтобы привлечь внимание. Он сам был живым напоминанием о своем почти уникальном положении. Закон Суллы гласил, что всякий раз, появляясь на публике, он должен надевать на голову гражданский венец из дубовых листьев. И все при виде его обязаны вставать и аплодировать. Этот закон выделял Цезаря из общей массы и ставил его над другими — и это очень ему нравилось. Все прочие стараются приобрести как можно больше влиятельных друзей. Но Цезарь предпочитал ходить один. Да, ему следовало иметь целые орды клиентов и получить известность популярного патрона. Но подъем на самую вершину — а Цезарь был уверен, что поднимется! — связав себя с кликой, не входил в его планы. Все фракции контролируют своих членов.

Например, существуют boni — «хорошие люди». Из множества сенатских партий эта самая многочисленная. Boni могли доминировать на выборах, участвовать в важных судебных процессах, кричать на собраниях громче всех. И все же они не имели большого значения. Единственное, что можно сказать о них, — это глубоко укоренившееся общее неприятие перемен. А Цезарю нравились перемены. Так много необходимо исправить, отменить… Действительно, если служба в Дальней Испании и показала ему что-то, так это необходимость и неизбежность перемен. Коррупция и жадность губернаторов погубит империю, если их не обуздать. И это — только одно изменение, которое он хотел увидеть. Но все boni традиционно и упорно выступали против всяких перемен, даже самых незначительных. И Цезарь был среди них непопулярен. Их исключительно чувствительные носы уже давно унюхали в Цезаре радикала.

Фактически для Цезаря оставался единственный путь — путь военного командира. Но прежде чем он мог получить законное командование одной из римских армий, ему требовалось подняться хотя бы до уровня претора и пройти на выборах одним из восьми наблюдателей за судами. Система правосудия требовала, чтобы он в течение шести лет не покидал город. Сбор голосов, проведение предвыборной кампании, попытки справиться с хаосом на политической арене… Оставаться на переднем плане в сложном мире римской политики, приобретать и накапливать влияние, власть, клиентов, заручиться поддержкой всадников из коммерческих сфер, приобрести последователей всех сортов — все это Цезарь обязан делать сам и исключительно от своего имени. Ни в коем случае он не должен выступать как один из boni или какой-либо другой группы. Любая фракция настаивает на том, чтобы все ее члены думали одинаково. А еще предпочтительней — чтобы не думали вовсе.

Но амбиции Цезаря простирались дальше создания собственной фракции: он хотел стать Первым Человеком в Риме. Primus inter pares, первым среди равных, обладавшим максимальными auctoritas и dignitas. Первый Человек в Риме был олицетворением гигантского влияния. Что бы он ни сказал, его слушали, и никто не мог его свергнуть, потому что он не являлся ни царем, ни диктатором. Первый Человек в Риме сохранял свое положение исключительно благодаря личным способностям, а не из-за должности и даже не имея армии за спиной. Старик Гай Марий добился всего собственным трудом, победив германцев, потому что у него не было знатных и знаменитых предков. У Суллы предки имелись, но такого титула он не получил, потому что объявил себя диктатором. Просто он был Сулла — великий аристократ, автократ, обладатель венца из трав, полководец, не знавший поражений. Военная слава вкупе с головокружительной политической карьерой — вот что значит Первый Человек в Риме.