Мелочи архи..., прото... и просто иерейской жизни - Михаил Ардов Страница 9

Один протоиерей передавал мне свой разговор с Патриархом Алексием. Батюшка рассказал Святейшему о затруднениях некоего епископа, которому необходимо было назначать священников на приходы, а пригодных кандидатов не находилось, так что он вынужден был рукополагать не вполне достойных.

— Я его понимаю, — вздохнул Патриарх, — у меня точно такая же история с архиереями.

Испуг, оставшийся после тридцатых годов, имел и еще одно печальное последствие. Некоторые архиереи боялись принимать большие соборы в областных центрах, они не верили властям, полагали, что облегчение жизни Церкви временное, а потом все опять отберут. По этой причине остались без подобающих городским масштабам церквей жители Ярославля, Твери, Екатеринбурга (Свердловска)...

После войны одним из самых видных иерархов был архиепископ Новосибирский Ворфоломей (Городцов). До революции в сане архимандрита он служил в Тифлисе, и Сталин знавал его по семинарии. И вот как-то "вождь и учитель" узнал, что Владыка Ворфоломей пребывает в Москве, и пригласил его к себе в гости.

Получив это приглашение, Архиепископ долго раздумывал: как пойти к Сталину — в рясе и клобуке или по-граждански, в костюме... Решился он все-таки пойти в гражданской одежде.

Властелин принял его весьма гостеприимно. Они пили легкие кавказские вина, ели фрукты и вспоминали Тифлис начала века. Часа через полтора Сталин поднялся, дав этим понять, что аудиенция окончена. Затем он почтительно взял Владыку под руку и повел к выходу... И уже в самых дверях, в момент прощания, он вдруг ухватил гостя за лацкан пиджака и проговорил:

— Меня боишься?.. А Его, — тут Сталин указал рукою на небо, — не боишься?

(Некоторые считают, что случай этот был не с Владыкой Варфоломеем, а с Грузинским Патриархом Каллистратом.)

После войны Церкви разрешили открывать духовные школы. Так была возобновлена в Сергиевом Посаде (Загорске) Московская Духовная Семинария. Самые первы годы она не могла занять свое старое помещение — царские палаты в Троице-Сергиевой лавре, там расположился областной педагогический институт, и семинаристов разместили в одном из братских корпусов монастыря.

Однако власти довольно быстро почувствовали некоторое неудобство такого соседства. В педагогическом институте, естественно, обучались сплошь девушки, которые стали знакомиться с молодыми людьми из семинарии, и тут же стали заключаться браки. Муж священник, а жена учительница, такое сочетание было естественным для старых приходских школ, но отнюдь не для советского "народного образования". А посему решено было перевести педагогический институт подальше от Троице-Сергиевой лавры, но сделано это было довольно циничным образом. Церковь заставили полностью оплатить строительство институтского здания, которое возвели в городке Орехово-Зуеве, и вот тогда-то духовным школам вернули их старый дом.

Вообще же брак для семинариста — проблема существеннейшая, ибо тот, кто не выражает желания принять обет безбрачия, не может получить священный сан до женитьбы. По этой причине заключались (да и заключаются до сих пор) союзы поспешные, девушки часто не представляют себе той среды, в которую должны войти благодаря "профессии" будущего мужа.

Семинаристы послевоенных лет, теперь уже маститые священнослужители, до сих пор вспоминают одного из тогдашних преподавателей, который предостерегал их от браков поспешных и с девушками нерелигиозными, постоянно повторяя призыв:

— Не берите себе в жены дочерей хананейских!

(Бытие, гл. 24, ст. 3.)

Как мне рассказали, это был известный до революции миссионер отец Димитрий Боголюбов. Иногда призывы его звучали более пространно, он говорил:

— Не берите себе в жены дочерей хананейских, а берите из дома Лавана. У дочерей хананейских ногти красные длинные, ей надо шляпку с пером. А зачем шляпка с пером? В Москву ездить, картинки смотреть...

Про отца Димитрия было известно, что в юности, будучи еще студентом духовной академии, он как-то стоял в храме на литургии, которую совершал Святой Праведный Иоанн Кронштадтский. Вдруг к нему подошел прислужник и говорит:

— Батюшка благословляет вас причаститься...

Тот отвечает:

— Как же так? Ведь я к причащению не готовился...

— Это ничего. Батюшка видит вашу веру.

И вот он причастился. После этого его поздравляют и говорят:

— Вот счастливый. Батюшка сам тебя причастил, теперь и в воде не утонешь и в огне не сгоришь...

И действительно, отец Димитрий Боголюбов отличался редкостным бесстрашием. Достаточно сказать, что в то послевоенное жуткое время он не боялся демонстрировать свое брезгливое и пренебрежительное отношение к бюсту Сталина, который находился в стенах семинарии.

Советская писательница Ольга Зив, которая в двадцатых годах была активной комсомолкой и надолго сохранила связь с этой организацией, рассказывала о таком трагикомическом эпизоде. Году в сорок девятом в Загорский районный комитет комсомола явилась девушка и обратилась с просьбой принять на хранение свой членский билет.

— Я живу в общежитии, — объяснила она, — там у нас в комнате двадцать коек... А у меня только фанерный чемодан без замка, туда я комсомольский билет не могу положить...

— А где же ты его раньше хранила? — спросили ее.

— Раньше я носила его на груди, за бюстгальтером... А теперь я встречаюсь с одним семинаристом и боюсь, как бы билет не попал во вражеские руки...

Целую эпоху в жизни Русской Православной Церкви составил долголетний управляющий делами Московской Патриархии протопресвитер Николай;Колчицкий. Он обладал острым умом, выдающимися административными способностями, да к тому же был одним из лучших проповедников своего времени.

В пятидесятых же годах о. Николай решил защитить в Московской Духовной Академии докторскую диссертацию. Разумеется, все шло очень гладко, на защите оппоненты дружно хвалили его богословский труд. Затем состоялось голосование, и результат его был самый неожиданный — все шары кроме одного оказались черными.Но мало того, на другой же день в Чистый переулок, в здание Патриархии, к отцу Николаю пришел один из членов ученого совета Академии и стал уверять, что единственный белый шар опустил именно он. Через некоторое время явился другой участник голосования и стал говорить о себе то же самое... Когда с этим явился третий, протопресвитер затопал ногами и закричал:

— Вон отсюда!..

В пятидесятых годах в Москве появилось подворье Патриарха Антиохийского. Первым представителем восточной Церкви стал архимандрит Василий (Самаха), ныне митрополит, если не ошибаюсь, гор Арабских. Как-то пришлось ему принимать в своем храме Патриарха Алексия. После богослужения состоялся парадный обед. Отец Василий в то время еще не знал русского в совершенстве, но тем не менее произносил льстивые тосты в честь высоких гостей. Первый, естественно был за Святейшего, а второй бокал был поднят за присутствовавшего там отца Николая Колчицкого. Архимандрит Василий пространно говорит о высоких достоинствах протопресвитера, а речь свою завершил такими словами: