Екатерина Великая. Сердце императрицы - Мария Романова Страница 9

«Да, думаю, смогла бы. Я бы отдала всю свою любовь детям. Отдала бы им все, что знаю, чему еще научусь. В них бы нашла смысл своей жизни – в их воспитании и образовании. Их бы сделала монархами, любящими свою страну и свой народ, желающими одного лишь добра каждому своему подданному и отдающими себя без остатка служению этому народу!»

О, если бы мир стоял на воплощенных решениях! Если бы все мечты юной Фике воплотились в жизнь! Интересно, какой бы тогда была страна, куда Софии Августе только предстояло отправиться?

Попытаемся мысленно перенестись на десять или пятнадцать лет вперед. София Августа любит своего мужа, полна уважения к огромной России и не мыслит себе иной жизни. Она воспитывает троих чудных малышей, старший из которых, наследник престола Павел Петрович, как две капли воды похож на отца. Утомившаяся от правления Елизавета еще семь лет назад передала племяннику престол и теперь наслаждается жизнью в загородном имении, вместе с невесткой воспитывая внуков.

Цветет страна под мудрым и справедливым правлением императора Петра Третьего. Цветет от счастья и слегка поправившаяся Фике. Она чувствует себя на своем месте: муж ее любит, ее мнение уважает, к словам прислушивается, советы принимает.

Прекрасная картина, верно?

Быть может, все так и будет? Ведь решения Фике тверды, отступать от любого из них она не станет – такой уж уродилась на свет. Нам остается только последовать за принцессой в далекую Россию и узнать, такой ли, как мечталось, стала жизнь Софии Августы Ангальт-Цербстской.

Я желаю и хочу лишь блага той стране, в которую привел меня Господь; Он мне в том свидетель. Слава страны – создает мою славу. Вот мое правило: я буду счастлива, если мои мысли могут тому способствовать.

Государи кажутся более великими по мере того, как вельможи страны и приближенные более удовлетворяются в отношении богатства; изобилие должно царить в их домах, но не ложное изобилие, основанное на неоплатных долгах, ибо тогда, вместо величия, это становится лишь смешным тщеславием, над которым смеются иностранцы; я хочу, чтобы страна и подданные были богаты, – вот начало, от которого я отправляюсь; чрез разумную бережливость они этого достигнут.

Признаюсь, что, хотя я свободна от предрассудков и от природы ума философского, я чувствую в себе большую склонность почитать древние роды; я страдаю, видя, что некоторые из них доведены здесь до нищенства; мне было бы приятно их поднять. Можно было бы достичь восстановления их блеска, украсив орденами и должностями старшего в роде, если у него есть какие-нибудь достоинства, и давая ему пенсии и даже земли по мере нужды и заслуг, с условием, что они будут переходить только старшим и что они будут неотчуждаемы.

Мир необходим этой обширной империи; мы нуждаемся в населении, а не в опустошениях; заставьте кишеть народом наши обширные пустыни, если это возможно; для достижения этого не думаю, чтобы полезно было заставлять наши нехристианские народности принимать нашу веру; многоженство более полезно для [умножения] населения; вот, что касается внутренних дел. Что касается внешних дел, то мир гораздо скорее даст нам равновесие, нежели случайности войны, всегда разорительной.

1744

– Христиан! Мы должны ехать в Россию вот на этом?!

– Пойми, дорогая, что мы не можем позволить себе дорогие экипажи! У нас попросту нет на это денег!

– Но София едет в Россию, к самой императрице! Неужели ты позволишь, чтобы наша дочь, возможно будущая невеста российского царя, приехала в Петербург словно побирушка?!

Гнев матери смущал Софию. Ей было жаль отца и немного стыдно.

– Мы не можем вести себя так, как будто в нашей казне полно денег, Иоганна! Пусть этот русский царь делает ей подарки, если захочет, а если нет, будь уверена – эти старые кареты выдержат еще не одну такую поездку. Наша девочка вернется домой, и дело с концом.

– Как ты можешь так говорить, Христиан! Где мы найдем ей нового мужа, если Петру она не придется по душе – и только потому, кстати, что покажется ему гадким утенком рядом с его придворными дамами? Да и она сама – каково ей будет, насмотревшись на роскошь императора, выходить замуж за какого-то мелкого князька? Разве у нас есть выбор, Христиан? Разве мы не должны использовать этот шанс? Раз в жизни – раз в жизни предоставляется такая возможность! Наша дочь должна быть ослепительной! Она должна произвести впечатление на императрицу! А я? Как я явлюсь к его престолу в таком виде?

Отец вздохнул. Его усталые, полные печали глаза скользнули по Софии, и он поднял взгляд на жену.

– Ты не невеста русского царя, а ее мать, – слабая улыбка тронула его губы.

– И что же – я должна предстать перед русскими в таком экипаже? Да лучше бы я пришла туда пешком, как самая последняя нищенка, каковой, впрочем, и являюсь! Христиан, у тебя было столько времени, чтобы подготовить для нас кареты! Ты мог бы попросить их у Фридриха! Боже мой, кайзер настолько заинтересован в успехе нашего вояжа, что он бы не пожалел денег! А ты, ты… Как всегда, ты не смог воспользоваться тем, что дала тебе судьба! Мы с Фике в Петербурге – на жалких клячах, в жалких обносках!

– Довольно, Иоганна! Три платья, скромные колье и браслеты к каждому – более чем достаточно для юной принцессы! И ты забываешь о еде, воде и снаряжении для каждого, кто отправляется в путь! Шесть недель – очень долгий срок. А русский холод известен всем.

Такие перепалки случались теперь почти каждый день, становились почти привычными. Тогда София неслышно отступала в тень, быстро спускалась по узкой лестнице и убегала к конюшням, туда, где тепло и уютно пахло лошадьми и сеном, кормила хлебом своего любимца – рослого скакуна Огненного – и думала, думала… Но сегодня был день отъезда, и позволить себе такую роскошь она не могла. София только что обняла отца последний раз, последний раз, скрывая слезы, уткнулась щекой в его жесткий мундир и, когда он перекрестил ее на прощание, последний раз поцеловала в холодную твердую щеку…

«Как уехать отсюда? Возможно, я никогда больше не вернусь в родной дом, не увижу отца… Мама жестока, но она права. Как жить здесь – когда не хватает средств даже на содержание замка? Вокруг целый мир – а я? Где в этом мире я? Выйти замуж за князя и всю жизнь считать пфенниги, заботясь только о том, как бы дотянуть до весны и где взять денег на новую карету? Нет, такая жизнь не по мне!»

Зима выдалась необыкновенно холодной, но снега еще не было. Говорили, что там, в России, уже ноги лошадей вязнут по бабки, что путники с трудом преодолевают за день пятую часть обычного дневного перехода, что волки рыщут прямо на проезжих трактах, а крестьяне так оголодали, что отгоняют волков и сами охотятся за глупыми путешественниками, решившими отправиться в путь в такую адскую погоду.

Вот поэтому и были за каретами привязаны сани – чтобы незамедлительно переставить на них карету, как только первые снежинки закружатся в воздухе. Да и сами кареты, как бы тщательно их ни готовили к предстоящему важному странствию, все-таки свои лучшие дни знавали более чем давно. Заштатное княжество, увы, действительно не могло похвастать элегантными экипажами, каким только и можно доверить столь важных путешественников. Они тряслись на замерзших колдобинах и стонали почти человеческими голосами, стоило лишь кучеру слегка поторопить лошадей.