В тени славы предков - Игорь Генералов Страница 9

— Род убитого мстит роду убившего — издревле повелось, но князь больше человека. Мы соберём рать и пойдём в Степь. Ходу не будет купцам не токмо нашим, но и тем, что с иных земель к нам идут — от варягов, немцев, угров. Мы сохраняем путь по Днепру своим миром с печенегами. Ваш прибыток растёт. Вы готовы оскудеть? Смердам голодным привыкнете в глаза смотреть? Ольга не для того всю жизнь свою положила на то, чтобы сбить в одно государство земли русов и славян. Вы хотите ратями в одночасье вернуться во времена Аскольда с Диром? Не будет силы у нас — разорвут соседи. Посмотрите вокруг: с нами считаются болгары, угры, немцы и даже ромеи! Хазария при нынешней нашей силе никогда не поднимет голову. Война в болгарах потрясла казну, так что? Отчаянно броситься всеми силами и упасть обессиленным, хоть и победившим, на землю? Коли печенеги решат, что мы слабы, — накажем, а пока несут нам подарки и кланяются от своего князя — будем мир блюсти с ними.

Бояре тихо ворчали, но возражать Мстиславу никто не решался.

Из Новгорода наконец-то прибыл князь Владимир, со своим вуем [42]и кормильцем Добрыней. Свенельд первым переговорил с княжеским новгородским родичем. Последний раз Мстислав видел его, когда тот служил конюшим при княжеском дворе, потом Род [43]принёс Добрыне удачу: благодаря родившемуся у сестры Малуши княжичу, его, как родича Святослава, отправили наместничать в Новгород, населённый деловитыми, недавно пришлыми вендами. Так отпрыск вымороченго рода древлянских князей Амалов снова обрёл свою честь.

С той поры Добрыня остепенился, как подобает знатному мужу. Явственней стала богатырская стать, подчёркнутая шёлковым, расшитым серебряными нитями платьем, стянутым в талии кушаком. Лёгкие морщины, прорезавшие лицо, его не портили, а, наоборот, делали красивым.

Приняв Добрыню, как и должно принимать великого боярина, Свенельд вертел разговор и так и эдак, пытаясь понять настрой новгородской знати о службе киевскому князю. Добрыня прочёл начерно составленные грамоты, подтверждающие старые, ещё Ольгины, дани. Вопреки ожиданиям, Добрыня не стал их оспаривать — Новгород, имеющий князя Святославова рода, соглашался их платить. Единственная просьба касалась Малуши, которую Владимир хотел забрать с собой. Малуша ушла к волхвам служить богине Мокоши, и, узнав об этом от Свенельда, Добрыня, кажется, вздохнул с облегчением: без княжеской наложницы-вдовы будет легче.

Наконец, когда собрался весь государев род, справили тризну по убиенному князю. Уставные речи звучали натянуто, братчина не была разгульной — раздор в княжеском роду висел мечом над пиром. Ярополк покинул тризну после речей волхвов и Свенельда, не дав сказать ни слова Ратше Волку, который, вопреки всем обычаям и горячему норову, мог превратить тризну в боярское разбирательство. Олег, уединившись с младшим братом, долго говорил о назревавшей ссоре с великим князем. Недружелюбие ещё с раннего детства было меж Ярополком, воспитываемым гордой бабкой Ольгой, и Володей, сыном холопки. Олег настойчиво твердил о Свенельдах, виновных в раздоре в княжеском роду, Владимир пропускал их мимо ушей, иногда повторяя: «Таков наш нынешний князь!»

Вскоре на большом снеме [44]читали и подписывали грамоты. Олег с Владимиром признавали Ярополка старшим братом, принеся клятву на верность. Дабы умилостивить Олега, ему отводили, кроме имевшихся земель, грады Червеньские. К слову сказать, правили ими местные мелкие княжата, не раз поучаемые русскими ратями и всё равно дававшие дани невпопад, а после смерти Ольги и вовсе платить их переставшие. Теперь Олегу предстояло пойти туда на полюдье, поспорить с пограничными и набирающими силу ляхами, тоже раскрывавшими рот на этот кусок, да ещё выплатить с этого Киеву.

— На́ тебе, друже, что собаке в брюхе не нужно! — вырвалось у Олегова боярина Вершины.

Урядив, казалось, все дела, разъезжались. Самого младшего брата Ярополк давно вытеснил из сердца, поэтому присутствие Владимира было лишь тем, с чем надо смириться на пору дележа княжеского наследия и подписания различных грамот. Стараясь, как и раньше, не замечать Володьки-рабичича, киевский князь не отметил про себя ни выровнявшейся юношеской стройности некогда пухлого малыша, ни появившейся в повадках и взгляде уверенности, что было отмечено внимательным Свенельдом. Владимир заметно отличался от заносчивого, стремящегося быть похожим на бабку Ярополка, от взрывного, думающего больше своим горячим сердцем Олега, но чем отличался — этого Мстиславу было не ясно, что его, считавшего себя разбирающимся в людях, настораживало. За молчаливым смирением, казалось (или только казалось?), прятался сильный яростный зверь, ждущий своего часа. Владимир молчал, когда обсуждали и переписывали набело грамоты, молчал, когда приносил клятву на верность, ровным голосом произнося клятвенные слова. Либо он сам был умён, либо чётко выполнял наказы своего кормильца, тогда о чём это может сказать? Раздумывать Свенельду было некогда, ибо отношения между Ярополком и Олегом всё больше накалялись.

Новгородцы ушли как-то незаметно по сравнению с громко ушедшим Олегом. Началось всё с Ратши Волка, что явился на княжеский двор и потребовал встречи с Ярополком, отказавшись переступать порог терема, объявив дворскому:

— Сам не пойду к нему, пусть выходит, иначе я отъеду из Киева со своими людьми без его ведома!

Вышедшему Ярополку, не здороваясь, широко, как перед дракой, расставив ноги в зелёных тимовых сапогах, сказал:

— Пользуясь правом своим, перехожу на службу с дружиной и с домом своим ко князю деревскому Олегу. Спасибо за хлеб-соль тебе, княже!

В отбитом земном поклоне было больше скоморошества, нежели уважения.

А вечером пришёл Олег и, со свойственной ему горячностью, высказался:

— Что происходит между нами? Твой боярин ссорит нас, чтобы у власти быть. Я люблю тебя, брат, но пока ты держишь около себя этого гада, не я, а ты от меня отдаляешься.

— А не твой ли Волк масло в огонь льёт, настраивая против меня? — нахмурился Ярополк. Он не собирался слушать поносные слова про своих бояр даже от брата. Но Олег не отступался:

— Я сам без глаз, что ли? К чему мне швырнули грады Червеньские? Одному мне с Мешко ляшским биться за них? Размеры повозной дани уже включили в себя эти грады. А как не возьму — последнюю рубаху, мне, князю рода Святослава, с себя снять придётся?

— То обговорим.

— Ой, вряд ли!

Олег ушёл, покрутившись вихрем, осыпав словами: «Мы не должны ссориться, мы братья по крови родные!», «Свенельд хочет, чтобы мы передрались!» и оставив в душе Ярополка смятение. Облачившись в простой дорожный вотол [45], собрался было ехать к Мстиславу, но, впервые взъярившись на великого боярина, решил, что достойнее его к себе вызвать. Послал к нему и зашагал по покою в нетерпении, всё больше себя взвинчивая. Когда ещё за дверью натужно проскрипели половицы под тяжёлыми шагами воеводы, Ярополк почувствовал, что едва справляется с несвойственным ему гневом.