Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены - Тумас Шеберг Страница 9

“Какая нелепость! Ты не иначе как сошла с ума! Я ее не порчу! Просто даю ей немного нежности и любви”.

“Ты ложишься с ней рядом! Это плохо, плохо, плохо!”

“Да, раз ты не подпускаешь меня к себе. Где-то мне ведь надо получать и давать толику любви!”

Сейчас уже не установишь, насколько близок к правде рассказ Маргареты Бергман, однако не подлежит сомнению, что в описании этой семейной драмы присутствуют ее личные воспоминания, переживания и трактовки.

Его звали Путте, Малыш. Прозвище вроде как ласковое. Эрик Бергман пишет в автобиографии, что сын был “славный мальчуган, веселый и приветливый, все его любили. Было совершенно невозможно обходиться с ним строго”. И тон родительских писем к сыну действительно оставляет задушевное и сердечное впечатление. Часто письма начинаются с “Дорогой мой Малыш” или “Любимый Малыш”. В феврале 1923 года Эрик Бергман писал:

Знаешь, вчера вечером мне было так жаль уезжать от тебя. И здесь, дома, так пусто без нашего любимого веселого Малыша. Но ты в добрых руках, и у бабушки тебе во всех отношениях хорошо. Я уверен, ты хороший мальчик, так что бабушка, Мурре и Альма рады, что ты с ними. Сегодня мы с Дагом гуляли по городу, разглядывали витрины с игрушками, но ничего не купили, ни оловянных солдатиков, ни машинок. Купим, пожалуй, когда наш Малыш вернется домой.

Дальше он рассказывал про баталии оловянных солдатиков, которые Даг устраивал на большом столе в зале, про то, что собака укусила тетю Анну, что Маргарета, или Нитти, как ее называли, “смеется во весь рот”, что мама выздоравливает, что мотоцикл дяди Руне стоит на улице с включенным мотором, поскольку заводится с большим трудом, что у тети Стенхольм болит горло и что теперь папе пора в церковь читать проповедь. “До свидания, любимый мой сынок. Бог тебя благослови!”

В июне 1926-го:

Вот тебе письмо от папеньки. Я много думаю о том, как ты там. Надеюсь, твоя нога вскоре будет в полном порядке и ты сможешь бегать по окрестным холмам и лугам. Полагаю, ты хорошо присматриваешь за Нитти. А здесь, дома, нам с мамой ужасно пусто без вас.

И в июле:

Вот тебе весточка и от отца. Приложенные марки можешь продать маме или Боману, а на вырученные деньги купить себе что-нибудь забавное. […] Подумать только, скоро твой день рождения! Уж об этом папа, конечно, не забудет и пришлет тебе хороший подарок. Пожалуйста, скажи маме, чего тебе хочется, тогда у меня будет ориентир. Горячий привет моему любимому Малышу от папы.

Двадцатого апреля 1928 года Ингмар Бергман получил письмо от матери, она писала, как рада, что он у бабушки в Упсале, где, она уверена, о нем хорошо заботятся.

Я знаю, нет никого, кто бы лучше ее заботился о детях, так что испытываю нежность, радость и вправду обретаю силы.

Конечно, она тосковала по сыну, как и все домочадцы:

Сегодня утром за завтраком Даг сказал, что очень жалко, что Малыш уехал, а Нитти вечером плакала по Малышу. Но я знаю, Малышу там лучше, и так всем и говорю.

Через несколько дней Карин Бергман писала:

Милый мой Малыш! Большое-пребольшое спасибо тебе за твое милое и веселое письмо! Поверь, мама очень обрадовалась. Спасибо, дорогой мой Малыш! А уж как я радовалась, когда на днях услышала по телефону твой бодрый голос. Чувствовалось, что ты весел и радостен.

В августе Эрик Бергман писал из Эрегрунда младшему сыну:

Дорогой Малыш, спасибо тебе за письмо, которое очень меня порадовало! Я доволен, что ты пишешь красиво и совершенно без ошибок. Приятно, что тебе понравились мои подарки на день рождения! Как было бы замечательно, если бы ты и Даг были со мной здесь, в Эрегрунде. Ты, наверно, слышал, что я взял напрокат небольшую лодку и каждый день выхожу на ней в море. Когда мама уедет, я буду ловить рыбу. Здесь есть отличные окуневые места. Вот бы вам с Дагом порыбачить!

В июле 1929-го родители были в отъезде и не могли присутствовать на дне рождения сына. Они жили в Копенгагене, в гостинице “Сентраль”, и Эрик Бергман тосковал по мальчугану, которому через три дня исполнится одиннадцать лет:

Дорогой любимый Малыш, как бы мне хотелось обнять тебя в твой день рождения и пожелать успешного года, милый мой мальчик. Сейчас я делаю это мысленно и надеюсь, что год у тебя вправду будет успешный, что ты будешь здоров и в школе все будет благополучно. Хотел послать тебе ко дню рождения немножко денег, но мама говорит, тебе больше понравится посылочка из Дании. Но марки твои, можешь обратить их в деньги и что-нибудь себе купить. День рождения наверняка пройдет весело. Думаю, все домашние помогут тебе отметить его наилучшим образом. В этом году, как и в 1918-м, когда ты родился, твой день рождения падает на воскресенье. Помню, словно это было вчера, тот день, когда ты родился в больнице у дяди Йоппе. Первым делом я увидел маленького красного человечка, которого медсестра, строгая тетя Беккер, обмывала под краном. Было раннее воскресное утро. Потом я поехал в Стокгольм читать проповедь в Хедвиг-Элеоноре, а во второй половине дня, по возвращении в Упсалу, мог без спешки рассмотреть тебя, когда ты, сощурив глазки, лежал на руках у мамы и учился кушать. Теперь ты совсем большой, перешел во второй класс с прекрасными отметками. Вот сколько времени прошло.

В 1930-м Ингмару Бергману сравнялось двенадцать, и опять родителям не удалось участвовать в его празднике. Карин писала 12 июля:

Мой дорогой Малыш! Да, вышло так, что и в этом году меня не будет на твоем дне рождения. Знаешь, Малыш, по-моему, это одинаково тяжело и для меня, и для тебя. Но я утешаюсь тем, что ты у бабушки, знаю ведь, что тебе там хорошо и день рождения у тебя наверняка будет по-настоящему веселый. Надеюсь, большую посылку из Стокгольма ты успел получить. Думаю, тебе уже известно, что папенька не захотел дарить тебе граммофон. А единственное другое твое желание – ледянка. И я очень надеюсь, что ты имел в виду именно такую. Я обегала в Стокгольме все большие магазины игрушек, пока отыскала эту у Форснера.

Двенадцатого июля два года спустя – то же самое. Мама Карин не могла отпраздновать с сыном его день рождения. Эрик Бергман писал:

Милый мой большой четырнадцатилетний сынок! Как по-твоему, каково маме, что она и в этом году в отъезде и не может участвовать в дне рождения нашего Малыша? Единственное мое утешение, что сам я непременно буду на этом “двойном дне рождения” и накрою праздничный стол.

Эрик Бергман рассказал, что в подарок от него и от Карин Ингмар получит автомобильную поездку и он надеется, что все пройдет удачно. Еще сын получил первую часть “Книги мелодий для юношества”.

Очень хочу, чтобы год у моего мальчика выдался хороший, здоровый. Надеюсь, и с твоей мамой все будет хорошо, она разделит с тобой этот год и будет здоровой и веселой матерью своему сыну.

В другом письме, тоже от 12 июля 1932 года, он обращался к “дорогому Ингмару”. Вероятно, сын был теперь достаточно взрослым, чтобы оставить детское прозвище Малыш:

Я просто говорю тебе, что очень тебя люблю и что ты всегда доставлял и доставляешь мне радость.