9 жизней Антуана де Сент-Экзюпери - Тома Фрэсс Страница 9

Человек более чем когда-либо занимал все его мысли. Не недооцененный, а в своем полном достоинстве. В отличие от своих предшественников, он видел среди дочерей шейха не девочек в лохмотьях, а девушек с осанкой индийских принцесс. То же, что указывало ему на хрупкость и непоправимое одиночество людей, демонстрировало и их благородство, а также необходимость человеческого сообщества. Он разработал целый пласт рассуждений, он желал освобождения человека. Его мысль следовала за тем же самым побуждением, что заставило его вместе с Абгралем и Маршалем участвовать в освобождении раба Барка. И он его освободил со словами, повторяющимися потом в «Планете людей», и эти слова и были самым главным: «Ну вот, старина Барк, отправляйся и будь человеком». Обнаружилось, как он пишет в «Цитадели», что человек – это лишь узел отношений, узел того, что приручил и за что становишься ответственным. Он узнал от Барка, что его следует звать по имени Мохаммед бен-Лауссин и что он испытывает «жгучее, точно голод, желание быть человеком среди людей, ощутить свою связь с людьми». Это он использует потом в своих сочинениях: стать человеком. В эмоциях Кап-Джуби вырисовывался главный урок «Цитадели» и его будущего гуманизма. Ведь он теперь знал, что «нужно неусыпно следить, чтобы в человеке бодрствовало великое, нужно его понуждать служить только значимому в себе».

Его размышления об оазисе, «благословенной земле, рождающей родники», не просто родились, но и углубились. И не потому, что он его нашел таким, как ему представлялось, а потому, что, как он пишет об этом в своей «Цитадели», люди, завоевав оазис, остаются в живых, «если не превращают его в нору, куда забиваются и обо всем забывают». Для него это прообраз места, где возможна жизнь. И он считает, что оазис питает сама пустыня. Его лейтмотивом станет кедр в «Цитадели», который «не отвергает, не ненавидит все то, что не кедр, но питается каменистой почвой и превращает ее в кедр». Таким образом, оазис, сначала придуманный в детстве, а потом действительно встреченный, в его мыслях станет идеальным образом, корнем той цивилизации, которую он создаст и будет защищать.

* * *

Этот благословенный период закончился в марте 1929 года с его назначением jefe de trafico aéreo (директором отделения авиакомпании) в Буэнос-Айресе. Он прибыл туда 12 октября 1929 года. И там, вместе с Мермозом и Гийоме, вместе с другими из второй волны пионеров неба Патагонии, они будут пытаться реализовать великую мечту Пьера-Жоржа Латекоэра. Он сменил Поля Ваше, который несколькими месяцами ранее провел первые летные испытания на Линии Патагонии, между Буэнос-Айресом и Комодоро-Ривадавия.

«И теперь, неся в самом сердце ночи свою сторожевую вахту, он обнаружил, что в ночи раскрывается перед ним человек: его призывы, огни, тревоги. Та простая звездочка во мраке – это дом, и в нем – одиночество. А та, что погасла, – это дом, приютивший любовь. Или тоску. Дом, который не шлет больше сигналов всему остальному миру».

«Ночной полет» (1931)

«И ТЕПЕРЬ, НЕСЯ В САМОМ СЕРДЦЕ НОЧИ СВОЮ СТОРОЖЕВУЮ ВАХТУ, ОН ОБНАРУЖИЛ, ЧТО В НОЧИ РАСКРЫВАЕТСЯ ПЕРЕД НИМ ЧЕЛОВЕК: ЕГО ПРИЗЫВЫ, ОГНИ, ТРЕВОГИ. ТА ПРОСТАЯ ЗВЕЗДОЧКА ВО МРАКЕ – ЭТО ДОМ, И В НЕМ – ОДИНОЧЕСТВО. А ТА, ЧТО ПОГАСЛА, – ЭТО ДОМ, ПРИЮТИВШИЙ ЛЮБОВЬ. ИЛИ ТОСКУ. ДОМ, КОТОРЫЙ НЕ ШЛЕТ БОЛЬШЕ СИГНАЛОВ ВСЕМУ ОСТАЛЬНОМУ МИРУ».

Ночной полет (1931)

Буэнос-Айрес – Трелью – Рио-Гальегос – Лагуна-Диаманте – Ангел Кордильер – Консуэло – «экзотическая птичка»

С ОКТЯБРЯ 1929 ГОДА Сент-Экзюпери присоединился в Южной Америке к Жану Мермозу, прибывшему в Буэнос-Айрес годом ранее. Офис «Аэропосталь» находился в самом центре, на авеню Реконкиста. Он поселился между авеню Флорида и Сан-Мартин. У него было время открыть для себя город: квартал Ла-Бока, где кучковались итальянские иммигранты, потом Пласа-Лаваль, средоточие интеллектуальной силы, расположенное в пышной зелени деревьев, и так до Авенида де Майо, соединявшей Каса Росада [21], где заседало правительство, и здание Конгресса. Он не должен был чувствовать себя чужим в стране своих соотечественников – Исидора Дюкасса, известного под псевдонимом «граф де Лотреамон», Жюля Лафорга и Жюля Сюпервьеля. В богатом французскими достопримечательностями городе можно было не тосковать по дому. И это – не говоря о разработках архитекторов Малле и Дюрана, а также о многих памятниках и статуях Бурделля и Родена. Тем не менее, в отличие от его товарищей, он не вкусил прелести этого «города одиозного и без очарования», и он там изнемогал. Своей матери он писал: «Это выглядит как плохо испеченный пирог. Это огромный город из цемента».

* * *

Он ожил, лишь когда смог летать. При взлете, рано утром, облака низко стояли в Буэнос-Айресе, и море в Рио-де-ла-Плата было совершенно серое. Но день обычно бывал хорошим. Однако нередко море начинало покрываться барашками, и это было признаком того, что приближается шторм или циклон, который регулярно опустошал все на своем пути. По мере того как он удалялся от города, он заметил Анды, блестевшие вдали. Он покинул Рио-де-ла-Плата, направляясь к своей первой остановке – к Байя-Бланка. Он соперничал в небе с ястребами, коршунами и кондорами. Он шел со скоростью 200 км/ч над тучными пампасами. Внизу, под самолетом, паслись огромные стада овец, разбегавшихся в стороны, как вода под фортштевнем судна. Он не мог видеть дома с фасадами из окрашенных металлических листов, единственного, что было способно противостоять сильному ветру. Они стояли на равнине, в полном одиночестве. Когда он летел ночью, она казалась ему покрытой маяками, затерянными в открытом море. «Всю землю обволокла сеть манящих огней, – напишет он потом в «Ночном полете», – каждый дом, обратясь лицом к бескрайней ночи, зажигал свою звезду; так маяк посылает свой луч во тьму моря». Он не мог не вспоминать свой первый ночной полет. В своих размышлениях затем он думал о потребности в человеческом обществе. Потому что эти фермы, цеплявшиеся за долину или скалу, в борьбе с враждебной средой – это был урок для всего человечества. В «Планете людей» он писал: «Но среди этих живых звезд, сколько еще там закрытых окон, сколько погасших звезд – сколько уснувших людей. Подать бы друг другу весть. Позвать бы вас, огоньки, разбросанные в полях, – быть может, иные и отзовутся».

По мере того как он удалялся от Буэнос-Айреса, буковые леса, которые росли практически в уровень к земле, пригнутые ветром, уступили место ландшафту, покрытому папоротниками, и влажным зонам, где разрастались мхи. После Байя-Бланка он отправился к Трелью, своей следующей остановке. Если редкие признаки человеческого присутствия казались ему маяками, затерянными в море, то он сам, пилот «Аэропосталь», был пастухом. Он служил связью между людьми, он был тем, кто собирает стадо. Оживленный «верой строителей», как он определил это в «Ночном полете», он строил новую цивилизацию. Когда он оказался после наступления темноты в «тени миров», ему пришла в голову мысль: «Послание шло сквозь ночь, как сторожевой огонь, зажигаемый от вышки к вышке». Да, пилот оживлял мир. Он делал землю живой. И, как считал Сент-Экзюпери, рождалось новое сообщество.