Раневская, которая плюнула в вечность - Збигнев Войцеховский Страница 9

Фаину Раневскую куда-то вели долгими коридорами. Наконец они пришли в огромный то ли сарай, то ли склад с бетонным полом. Пол был скользкий от крови и чего-то еще. Пахло невозможно – тут свежевали коней.

Раневская почти ничего не соображала, ее тошнило до головокружения. Мужчины, измазанные в крови, бросали чего-то в какой-то мешок.

– Хватит, не донесет.

– Не она понесет. Я прикажу – ты потащишь!..

– Я сама справлюсь, – проговорила из последних сил Раневская, мечтающая только об одном: быстрее выбраться на свежий воздух.

Мешок оказался совсем не тяжелым. В нем что-то противно хлюпало, спине было мокро.

– Стой, барышня, дай мешок. – Красноармеец забрал ношу, закинул себе на плечо. – Веди, ведь все одно не донесешь – отберут.

Они шли быстро, но слишком уж долго, как казалось Фаине. Ей очень хотелось дойти поскорее.

Конечно, в мешке было не мясо, ливер: желудок, печень, легкие. Но какой же замечательный бульон у них был на ужин, как упивались они этими минутами!

Старая графиня пила из чашки маленькими глоточками и расспрашивала Раневскую, как та плакала у комиссара.

– Вы – жопа, душечка, – заявила она. – Если бы вы плакали не как девица, а как актриса, вам бы дали мешок настоящей грудинки.

– Вы еще скажите спасибо, что плакали оба моих глаза, – отвечала Фаина Раневская. – Если бы плакал один, я бы принесла пару конячьих членов: вам и мне по одному.

Не знаю такого другого поэта в России, который перед своей смертью попросил бы похоронить его не на кладбище, а на сопке, отдельно стоящей в безлюдной степи. Максимилиан Волошин завещал это своим друзьям и родным. Они исполнили его просьбу.

Сегодня Коктебельская бухта в Крыму славится не только своими природными достопримечательностями – скалы Золотые Ворота, горы Кара-Даг, мыс Хамелеон, – но и могилой русского поэта Максимилиана Волошина. Вот уж к ней-то поистине не зарастает народная тропа. Дорожка бежит и петляет в горе, ты поднимаешься все выше и оказываешься здесь – у могилы поэта и человека.

Фаина Раневская будет вспоминать о нем так: «Он спас нас от голодной смерти».

Тогда шла Гражданская война, царил нестерпимый голод. Артисты и поэты, музыканты и писатели ехали сюда, в Крым. Им казалось, что здесь хотя бы солнце сможет помочь пережить ужасы военного лихолетья. Тут оказалась и Раневская со своей подругой и учителем Павлой Вульф.

Максимилиан Волошин нашел свою бухту задолго до революции. Потом она для всех стала бухтой Волошина. Сегодня здесь каждый экскурсовод покажет вам рваные скалы горы Кара-Даг. Там вы без особого труда, следуя его подсказкам, увидите незамысловатый профиль Волошина.

Поэт создал здесь удивительный мир вокруг себя. Некто ехидно заметил, что он лишь ввел в моду среди творческих людей купание голышом. Так можно сказать о снежинке, что она – холодная. Да, действительно, Волошин показал всем своим друзьям необыкновенное место, где купаться нужно именно голышом, чтобы ощутить необыкновенное состояние своего тела в морской воде.

Это недалеко от Золотой скалы. Киммерийские купания, известные еще со времен Древней Греции. Да-да, греки приезжали сюда специально, купаться. Никто не может объяснить некую мистику этого места, но тут явно что-то есть. Температура воды здесь на 2–3 градуса выше, чем в другой части моря. Есть еще что-то необъяснимое.

Это чувствуется в три-пять раз сильнее, если ты вообще без одежды. Если кто купался голышом, тот навсегда запомнит это необыкновенное ощущение. Оно будит память на уровне подсознания. Откуда-то из глубины всех впечатлений всплывает: ты в утробе матери. В первые минуты это пробирает до дрожи.

Но купания возле Золотых Ворот были только неким штрихом, вовсе не обязательным для того мира, который создавал Волошин. Это был мир чувственности, единения с природой, поэтической красоты, особой человеческой нежности и таких взаимоотношений, в центре которых находятся красота и гармония. Каждый человек способен хранить его в своем сердце и объединить с другим. Тогда возникает чудо. Единение людей вокруг прекрасного.

Эта необыкновенная атмосфера осталась после Волошина именно в Коктебельской бухте. В здешних местах расположились многочисленные дома отдыха писателей и поэтов.

Волошин был прекрасным поэтом, а каким мужчиной?

Лучше бы вы не спрашивали.

Роста ниже среднего. Полный. Этакий увалень. Ходил он тяжело, хотя и много. Во время Гражданской войны и голода его полнота в Крыму воспринималась всеми как некое надругательство над голодными людьми, но стоило кому-то увидеть лицо Волошина, и жалость подступала к горлу. Любой человек в один момент понимал, что его полнота – эта некая ужасная болезнь, приносящая поэту массу физических страданий. Он улыбался всегда одинаково виновато перед каждым: будь это мальчишка-оборванец или дама из высшего света, только что обменявшая свои последние чулки на кулек килек.

Раневская, вспоминая о Волошине, говорила:

– Я не встречала человека его знаний, его ума, какой-то нездешней доброты.

Она видела его улыбку, уставшее лицо. Всякий раз ей хотелось чем-то помочь поэту, что-то сделать для него. Но что могла в то время, если именно сам Волошин спасал ее, Фаину Раневскую, и Павлу Вульф от голода?

Он приходил к ним обыкновенно утром, снимал свой огромный рюкзак, выискивал в нем мелких рыбешек. Еще там был хлеб, если ему удавалось достать его, замешенный непонятно на чем и хлебом совсем не пахший. Еще Волошин приносил бутылочку касторового масла – на нем и жарили маленькую рыбку камсу. Есть ее просто так было нельзя – организму требовались хоть какие-то жиры.

Фаина Раневская, к своей беде, не могла выносить запах касторки, тем более когда на ней жарилась рыба. Она противилась сколько могла, но организм был сильнее – и ее рвало. Не важно, уходила она из комнаты или оставалась. Когда на улице Волошин подносил ей кусочек хлеба и коричневатую рыбешку, Раневская не могла это съесть. Она чувствовала себя глубоко виноватой перед Волошиным, а он – перед ней, извинялся и уходил искать хоть что-то еще. И находил.

Он реально спасал от голода не только Раневскую и Вульф. Но с этими двумя актрисами поэт подружился особенно.

Фаина Раневская чувствовала себя многим обязанной Максимилиану Волошину. Но что она, тогда еще совсем юная, могла сделать, как помочь?

Ей представился только один такой случай.

Тогда был вечер. Волошин задержался немного, уже собирался уходить, когда в поселке и на сопках началась пальба. Здесь постоянно стреляли. За один день власть могла смениться по пять раз. Одна сопка могла быть «белой», другая – «красной», третья – еще какого-либо цвета. Так вот, стрельба была очень интенсивной, женщины испугались, Волошина не отпустили.

Этот день сам по себе в той кошмарной жизни был одним из самых замечательных праздников. Пришла Пасха, Воскресение Господне. Стало тепло, наступила весна. Волошину удалось принести в дом Вульф и Раневской кусок настоящего пирога, немного вяленой рыбы, хлеба. Они с необыкновенной печалью отмечали этот христианский праздник. И вот он закончился ружейной и пулеметной стрельбой.