Мария Каллас - Клод Дюфрен Страница 9

Джекки и молодой Милтон обручились; их помолвка затянулась на долгие годы, но так и не закончилась официальной свадьбой, поскольку родители Милтона считали, что их сын заслуживает лучшей партии. Однако когда жених Джекки пригласил будущую тещу совершить круиз по островам на его яхте, Евангелия не заставила себя долго упрашивать и взяла с собой Марию. Это были ее последние настоящие каникулы. Вернувшись, она с головой погрузилась в мир оперных героинь, жила их жизнью и бурными страстями, совсем не свойственными ее возрасту; способность Марии вживаться в образ своих героинь поражала воображение аудитории. Такое же эмоциональное потрясение пережила и Эльвира де Идальго, вошедшая в жизнь Марии как вестник судьбы.

Эльвира де Идальго — такое имя может носить только актриса — была знаменитой испанской певицей. К тому времени ее сценическая карьера уже пошла на убыль, но все же известности ей было не занимать; она пользовалась успехом во всех уголках земного шара и выступала вместе с самыми выдающимися певцами, ее партнером был даже великий Карузо. Она наведалась в Афины всего на несколько месяцев, чтобы оттуда отправиться в Америку. Однако в мире произошли события, заставившие ее изменить свои планы. Шел 1939 год, и Соединенные Штаты почти закрыли границы. Теперь Атлантику уже не бороздили, как раньше, океанские лайнеры; вот так Эльвира де Идальго и застряла в Афинах, на что она не особенно жаловалась, поскольку согласилась вести курс в консерватории в Афинах.

Евангелия, стремившаяся к скорейшему восхождению дочери на вершину славы, добилась прослушивания Марии у нового преподавателя. Испанскую певицу внешний вид абитуриентки сразил наповал. Как можно играть лирических героинь с такой непривлекательной внешностью! Однако когда Мария, преодолев жуткий страх, охвативший все ее существо, запела, госпожу де Идальго в свою очередь охватил восторг от силы и красоты ее голоса. Впоследствии она, гордясь своей ролью в становлении гениальной певицы, вспоминала: «Я услышала каскад не совсем точно контролируемых звуков, но затем я закрыла глаза и представила себе, какое удовольствие я испытаю, когда я буду работать с таким металлом, придавать ему совершенную форму, открывать его обладательнице уникальные драматические ресурсы, о которых она еще и не подозревает…»

Встреча с Эльвирой де Идальго много значила и дня Марии, которая не долго раздумывала над тем, чтобы вручить свою судьбу этой замечательной женщине, вскоре ставшей для нее не только преподавателем, но чем-то большим: матерью, если бы у нее была возможность выбирать. Только встреча с настоящей матерью опоздала на целых шестнадцать лет. И, что самое удивительное, Мария пронесла это теплое чувство через всю свою жизнь. Женщина, так часто сжигавшая за собой мосты, способная в одночасье возненавидеть все, что она совсем недавно любила, никогда не упускала случая заявить во всеуслышание о том, чем она была обязана испанской певице, а портрет Эльвиры де Идальго будет занимать почетное место на стенах всех квартир Каллас.

Итак, Мария с легким сердцем согласилась на каторжные работы, к которым ее приговорила новая преподавательница. Вот что она впоследствии поведала нам: «Я была как атлет, стремившийся развить свою мускулатуру и находивший особое удовольствие в изнурительных тренировках, как бегущий ребенок, с радостью ощущавший прилив сил, как разучивавшая танец молодая девушка, получавшая удовольствие от того, что танцует. Я пропадала на занятиях с утра до вечера. Мы начинали в 10 часов утра; затем следовал небольшой перерыв на обед, во время которого чаще всего приходилось ограничиваться одним бутербродом, после чего мы продолжали занятия до 8 вечера. Вернуться домой просто так от нечего делать было немыслимым для меня».

Это признание означает одно: Мария сознавала, что с каждым днем ей все труднее и труднее найти общий язык с матерью, и в итоге это привело к полному отсутствию взаимопонимания между ними. Евангелия не могла не чувствовать, как отдаляется от нее Мария, но не чинила ей никаких препятствий, поскольку понимала, что будущий успех дочери зависит от занятий с Эльвирой де Идальго. Впрочем, если бы она и выступила против, то это ни к чему бы не привело: Мария была буквально покорена своей преподавательницей; благодаря ей она не только удовлетворяла свою жажду знаний, но и потребность в любви, в чем отказывала ей Евангелия. Эльвира де Идальго не только выковывала, по ее выражению, голос Марии, но ставила перед собой задачу сформировать ее как личность, и в то же время она пыталась изменить в лучшую сторону внешний вид девушки.

За два года занятий со знаменитой испанкой из прыщавого угловатого подростка, стеснявшегося своей близорукости и робости, Мария превратилась в довольно миловидную девушку. Произошедшая перемена придала ей больше уверенности в себе. Конечно, она нисколько не похудела и не стала ниже ростом; и если вместо обеда она часто довольствовалась одним бутербродом, то вечером с лихвой наверстывала упущенное. Ее карманы были по-прежнему набиты сладостями. Однако благодаря советам Эльвиры де Идальго она теперь знала, как могла пристойно выглядеть девушка с такой нестандартной фигурой. Испанка научила ее одеваться со вкусом и грациозно передвигаться на сцене. Мария обрела женственность одновременно с вокальным мастерством. В самом деле, в области пения уроки Эльвиры де Идальго принесли свои плоды, что позволило Марии в будущем стать великой Каллас.

Мария Каллас, безусловно, являлась, что называется, природным вокальным феноменом; регистр ее голоса от колоратурного до драматического сопрано и даже, если того требовала роль, до меццо-сопрано позволял исполнять весь лирический репертуар. Как впоследствии написал Оливье Мерлен: «Каллас обладает трехоктавным диапазоном голоса: высоким, средним и нижним, образуя тремоло». Можно представить, какие неограниченные возможности открывались перед обладательницей подобного голоса. Однако, как заметил Жан-Пьер Реми в своей замечательной работе, посвященной певице, «в то же время в ее технике пения были и изъяны: некоторая шероховатость звуков, недостаточный контроль над их объемом, короче говоря, слишком мощное вокальное звучание. Она пела так, словно обладала тремя голосами одновременно. Проблема заключалась в том, что между каждым из этих голосов от высокого к среднему, от среднего к низкому были разрывы и трещины, что представляло опасность при переходе из одной октавы в другую…».

Вот на эти «разрывы и трещины» и будут указывать злопыхатели, когда в конце своей карьеры на Марию сваливалась свинцовая усталость, и у нее не оставалось сил, чтобы справляться с погрешностями в технике исполнения.

И Эльвира де Идальго прилагала все усилия для того, чтобы устранить недостатки в пении своей ученицы и успешно развить ее исключительные природные вокальные данные. Она не спешила открыть ей все премудрости бельканто — техники, пережившей свой расцвет в XIX веке, но к тому времени вышедшей из употребления по причине своей сложности, — и начала с освоения легких партий и, что самое главное, используя врожденный талант Марии. Испанка справедливо полагала, что ее ученице были по силам самые сложные вокальные партии и ее задача как преподавателя состояла в том, чтобы постепенно подготовить Марию к их исполнению. Во время обучения Каллас добилась таких высоких результатов, о которых другая певица не могла и мечтать. Научившись полностью управлять своим голосом, Мария сумела сделать из него такой же послушный ее воле инструмент, как скрипка в руках виртуоза. Вот почему Эльвира де Идальго пользовалась таким большим уважением со стороны своей поистине приемной дочери, кем по существу и стала для нее Мария. По мере того как девушка все больше и больше по-дочернему привязывалась к Эльвире де Идальго, она, естественно, все больше и больше отдалялась от своей настоящей матери. К этому моменту она так же разочаровалась и в Джекки, упрекая ее в том, что та была всегда любимицей в семье. Речь не шла еще о полном разрыве с близкими ей людьми. Однако в отношениях Марии с матерью и сестрой возникла заметная трещина. И тогда, чтобы компенсировать семейные неурядицы — в любом случае, Мария искренне полагала, что ей не повезло с семьей, — она с неистовым упорством осваивала партии Нормы, Лючии, Джоконды, чтобы в скором будущем блистательно воплотить их на сцене. И в самом деле, эти знаменитые героини покорили сердце Марии с первого знакомства с ними. Ее воображение потрясла не только их трагическая судьба, но и исключительный характер. Врожденное чутье подсказывало ей, что совсем скоро она сможет вдохнуть новую жизнь в исполнение этих ролей, в то же время каждая из них будет отдушиной для романтических чувств, которыми была до краев наполнена ее душа.