Рожденная контрреволюцией. Борьба с агентами врага - Андрей Иванов Страница 9

Ни Севастопольское ГЖУ, ни агенты военно-морского контроля не смогли предотвратить гибель новейшего российского линкора «Императрица Мария». Несмотря на то, что не было найдено прямых доказательств непосредственного участия вражеских диверсантов в этой трагедии, среди матросов ходили слухи, будто «взрыв был произведен злоумышленниками с целью не только уничтожить корабль, но и убить командующего Черноморским флотом, который своими действиями за последнее время, а особенно тем, что разбросал мины у Босфора, окончательно прекратил разбойничьи набеги турецко-германских крейсеров на побережье Черного моря».

Слухи при этом имели под собой вполне реальную основу, так как предупреждения об интересе немцев к этому кораблю были направлены в МГШ еще в апреле 1915 года [87], то есть за много месяцев до катастрофы. Предотвратить данный теракт местные контрразведчики не смогли по нескольким причинам, главными из которых были слишком поздние сроки формирования КРО (октябрь 1916 года) и неспособность работников военно-морского контроля наладить качественное взаимодействие с контрразведывательными пунктами (КРП) Департамента полиции, охватывавшими своей деятельностью районы Одессы, Николаева, Новороссийска и Батума [88].

Не меньшую роль сыграл и отказ от принятия на вооружение «Положения о морских КРО», обязывавшего контрразведчиков предотвращать диверсионные акты на флоте. Эта ошибка стоила жизни 228 матросам «Императрицы Марии», а Российская империя потеряла один из мощнейших боевых кораблей. Одной-единственной диверсии оказалось достаточно для изменения баланса сил на Черном море, были сорваны планы А. В. Колчака по овладению турецкими проливами. Это стало печальным доказательством той непреложной истины, что именно грамотное составление нормативных документов, в конечном счете, определяет общую эффективность практически всех органов безопасности.

Таким образом, проанализировав историю становления, развития и функционирования органов военноморской контрразведки России в 1915–1916 годах, можно сделать суммарный вывод, что поздние сроки формирования военно-морского контроля, несовершенство его организационной структуры и недостатки нормативно-правовой базы обусловили довольно низкий уровень борьбы с вражеским шпионажем и диверсионной деятельностью на большинстве морских ТВД в Европе.

* * *

В несколько иные обстоятельства попала армейская контрразведка. Ее сотрудники, приспособившись к условиям мировой войны, к 1916 году приступили к активному и весьма массовому обезвреживанию вражеских агентов. Если в начальные годы войны всеми армейскими КРО было задержано около 90 германских шпионов [89], то за неполные три месяца 1916 года только контрразведкой Юго-Западного фронта было арестовано 87 агентов, а КРО 7-й армии смогло выявить еще 37 разведчиков [90]. Кроме того, в расположении 3-го кавалерийского корпуса был задержан австрийский шпион С. А. Пукача, на Западном фронте — генерал-майор Грейфен [91], а в Петрограде — банкир Д. Рубинштейн, заподозренный в связях с немецкими промышленниками [92].

Вполне возможно, что последнее обвинение было не совсем обоснованным, а явилось прямым следствием антисемитской направленности в работе КРО начального этапа войны. Ведь реформирование нормативно-правовой базы не смогло полностью искоренить эту пагубную черту в деятельности контршпионских ведомств Российской империи. Даже в конце 1915 — начале 1916 годов в официальных военных документах продолжали фигурировать следующие формулировки: «Предписываю предпринять безотлагательные меры к прекращению разъездов и путешествий евреев в районе от австрийской границы до Днестра. […] Нарушителей же арестовывать» [93]. Хотя, справедливости ради, необходимо заметить, что таких фактов становилось все меньше.

Помимо задержания вышеупомянутых агентов, контрразведкой были достигнуты определенные успехи на поприще вскрытия шпионской деятельности иностранных торговых фирм в России. В разных регионах страны были заведены уголовные дела против фирм «Ферстер и Геппенер», «Гергард и Гей», «Книп и Вернер», «Гейдеман», «Шмидт» [94] и др.

Тем не менее всех этих успехов, по мнению как военного командования, так и российского общества, было недостаточно. По словам известного общественного деятеля И. Солоневича, контрразведка работала «скандально плохо». Эту точку зрения разделяли многие обыватели, поскольку большинство из них не имели точных данных о секретной деятельности военного контроля. Выводы делались ими на основе слухов, сплетен и информации о нескольких шпионских скандалах, связанных с военным министром В. А. Сухомлиновым [95] и председателем Совета министров Б. В. Штюрмером. Свою роль сыграли и не утихавшие разговоры о шпионаже фаворита Николая II Г. Распутина и императрицы Александры Федоровны (Алисы Гессен-Дармштадтской) в пользу немцев.

Исходя из этого информационный вакуум, царивший вокруг работы контрразведки, вполне может служить своеобразным оправданием ошибочности общественного взгляда на военно-контрольную службу. К примеру, во избежание подобной ситуации спецслужбы Великобритании еще в октябре 1914 года сделали следующее заявление: «По причине естественного беспокойства, проявляемого общественностью, в связи со шпионской системой, на которую в значительной степени рассчитывала Германия, мы считаем целесообразным кратко сообщить о согласованных мерах, принятых Министерством внутренних дел вместе с Адмиралтейством и Военным министерством в этой области. Больше нет необходимости сохранять в секрете от общественности этот факт, который должен был храниться в тайне до сего момента» [96].

Так оперативная и своевременная работа английской контрразведки по формированию общественного мнения способствовала предотвращению естественным образом возникающих конфликтов между спецслужбами и обывателями, что выгодно отличало ее от коллег в Российской империю.