Гибель красных моисеев. Начало террора. 1918 год - Николай Коняев Страница 9

Каково же было удивление Ленина, когда он узнал, что ночью чекисты арестовали недостающих 1350 человек и всех, вместе с уже сидящими заложниками, расстреляли.

История эта стала известна членам Совнаркома.

— Произошло недоразумение, — говорила Л.А. Фотиева. — Владимир Ильич вовсе не хотел расстрела. Дзержинский его не понял. Владимир Ильич обычно ставит на записке крест, как знак того, что он прочел и принял, так сказать, к сведению [8].

На самом деле это Лидия Александровна не поняла ничего…

Шутить с Дзержинским, сросшимся, по словам В.Р. Менжинского, с ЧК, не следовало и товарищу Ленину…

Это понимали тогда в Совнаркоме все.

История эта произойдет год спустя, когда Ф.Э. Дзержинский уже срастется с ЧК, а тогда, 7 декабря 1917 года, только решался вопрос о назначении его во главе комиссии, и Ленин еще не мог знать, что из этого выйдет, но, как частенько бывало у Ленина, он сумел заглянуть в будущее.

Он усмехнулся и быстро написал на листке: «Назвать комиссию по борьбе с контрреволюцией — Всероссийской Чрезвычайной Комиссией при Совете Народных Комиссаров и утвердить ее в составе: — председатель т. Дзержинский»…

Как вспоминают очевидцы, обычно Ленин не стеснял себя на заседаниях Совнаркома никакими правилами.

«Прений никогда не слушал. Во время прений ходил. Уходил. Приходил. Подсаживался к кому-нибудь и, не стесняясь, громко разговаривал. И только к концу прений занимал свое обычное место и коротко говорил:

— Стало быть, товарищи, я полагаю, что этот вопрос надо решить так!

Далее следовало часто совершенно не связанное с прениями “ленинское” решение вопроса.

Оно всегда тут же без возражений и принималось».

Так было и 7 декабря 1917 года. СНК одобрил «проект» Ф.Э. Дзержинского и принял постановление об образовании Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем, которой предписывалось:

«1. Расследовать и ликвидировать любые попытки или действия, связанные с контрреволюцией и саботажем, откуда бы они ни исходили на всей территории России.

2. Предавать на суд революционных трибуналов всех контрреволюционеров и саботажников и вырабатывать меры борьбы с ними».

Председателем Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК) по борьбе с контрреволюцией и саботажем был назначен Ф.Э. Дзержинский.

На следующий день, пощипывая пальцами свою маленькую бородку, Дзержинский появился на Гороховой, 2, в помещении, ранее принадлежавшем петроградскому градоначальнику.

Сопровождал его казначей, латыш Якоб Петерс с вдавленным носом и тяжелой бульдожьей челюстью.

Первым делом осмотрели подвалы, где будет осуществляться главная работа комиссии… Потом, чуть сгорбившись, Дзержинский долго сидел за столом градоначальника и, щурясь от света лампы, о чем-то думал.

Рассказывают, что первый владелец здания на Гороховой, 2, президент медицинской коллегии барон Фитингоф увлекался магией и дружил с графом Калиостро, а дочь барона, в замужестве Юлия Крюденер, обладала способностью видеть будущее.

Однажды, находясь в полуобморочном состоянии, она увидела, как по стенам ее комнаты течет кровь. В ужасе сбежала Юлия на первый этаж и увидела, что там, на полу, стоят лужи крови.

Кое-кто из новейших исследователей высказывает предположение, что Феликс Эдмундович знал об этом видении Юлии Крюденер и именно это и определило его выбор:

«Он долго рассматривал устройство дома, расположение его комнат, пристально вглядывался в интерьеры — будто что-то вспоминал…

А ему действительно было что вспомнить… Его отец увлекался трудами Юлии Крюденер. И юный Феликс не раз заглядывал в эти труды, роясь в книгах домашней библиотеки…

После долгой паузы он сказал Ворошилову:

— Здесь будет ВЧК. Лучше места не придумаешь…

И в этот момент сбылось пророчество: дом на Гороховой становился местом допросов, пыток и казней».

Думается, однако, что все было проще…

Удобным и одновременно символичным было расположение.

Колоннада портиков дома на углу Гороховой и Адмиралтейского проспекта как бы повторяла портики на здании Генерального штаба, включая здание Чрезвычайной комиссии в имперский ансамбль Дворцовой площади…

Дзержинскому понравилась и планировка подвалов.

Смущало только, что подвалы были невелики, а ведь сколько человек требовалось втиснуть сюда!

Может быть, всю Россию…

Было о чем подумать.

Звероподобный Якоб Петерс стоял рядом, и из мутных глаз его сочился сырой холод подвалов [9].

Очень скоро на Гороховую потянулись первые сотрудники ВЧК.

Как остроумно заметил новейший биограф «железного Феликса» И. Кузнецов, Дзержинский взломал общественную преисподнюю, выпустив в ВЧК армию патологических и уголовных субъектов, с помощью которых он и превратил Россию в подвал ЧК…

Действительно…

Чего стоил уже упомянутый нами Якоб (Екабс) Петерс! Расстрелы были его увлечением. Однажды за ночь Петерс расстрелял 90 человек. В 1920-е годы, когда подрос его сынишка, Петерс брал иногда мальчугана на расстрелы, и тот все время приставал к нему: «Папа, дай я»… Добрый папаша никогда не отказывал Игорьку и позволял ему немножко пострелять…

А Янис Судрабс, латыш, прогремевший по России под псевдонимом Мартин Лацис?

Это он поучал своих подручных: «Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал словом и делом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого образования, воспитания, происхождения или профессии. Эти вопросы должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора».

А белесоглазый латыш Александр Эйдук, который говорил, что массовые расстрелы полируют кровь?

Очень скоро все эти имена набухнут такой кровью, что затмят имена палачей былых времен.