Люди Грузинской Церкви. Истории. Судьбы. Традиции - Владимир Лучанинов Страница 9

– Лучше мешок муки взял бы с собой, – говорю ему.

– Всю жизнь, – говорит, – я собирал деньги на телевизор; как я могу его оставить?

Были трогательные и грустные моменты. Шла семья, и дедушка помогал внуку нести велосипед, потому что мальчик никак не хотел его оставлять. Когда они пришли в лагерь, дед сказал внуку:

– Вот, смотри: священник. Давай мы ему оставим на хранение твой велосипед, потому что дальше нести его уже не сможем, а если все будет хорошо, мы вернемся и велосипед заберем.

И ребенок согласился.

Все это время в Тбилиси о нас не было известий, и какие-то «добрые люди» моим родителям сказали, что я погиб. Причем сказали каждому по отдельности. Отец и мать, конечно, друг другу ничего говорить не стали, жалея друг друга, они страдали поодиночке. Наверное, эти переживания впоследствии укрепили их в покорности отпустить меня в монашество. Ведь они действительно пережили смерть сына. Быть монахом – значит умереть для мира. Видимо, Господь меня готовил.

Когда я пришел в Церковь, она состояла из совсем молодых, недавно обратившихся к вере людей и из очень старых бабушек. Среднего поколения у нас не было. Из молодых, конечно, девушек было больше. И поэтому множество мужчин, не имеющих серьезных канонических препятствий, стали в дальнейшем священнослужителями.

У нас уникальная историческая ситуация: все архиереи Грузинской Церкви рукоположены нашим Патриархом; последний архиерей, который был рукоположен ранее, владыка Григорий (Церцвадзе), митрополит Алавердский, умер в начале девяностых. Конечно, это очень многое определяет. И не только в том смысле, что все мы, так или иначе, вышли из-под омофора Святейшего – мы строим церковную жизнь заново, словно в апостольские времена.

Монашество как высшая семейная дань, которую можно принести Богу, – эта мысль появилась в нашей семье еще в начале нашего церковного пути. В Грузии существует исторический пример такой семейной жертвы. Это семья святой Нины, все члены которой приняли постриг. Тем не менее когда первый раз в 1995 году Патриарх, в качестве особого исключения, предложил мне подумать о монашестве, никто из моей семьи еще не был готов к этому шагу, и я отказался. Позже созрела готовность моей супруги. Ее согласие было ключевым. Родители тоже со временем приняли это, они и так несли на себе попечение о семье, ведь мое священническое миссионерское служение и прежде не давало возможности быть дома. Через год Святейший вновь повторил предложение, и я согласился. Меня постригли в монахи и уже через несколько дней рукоположили в архиерея. Это было в 1996 году. Члены семьи присутствовали на хиротонии.

Вот я стал епископом – но у меня же есть родственники, друзья, одноклассники, соседи. И я никогда не скажу им: с сегодняшнего дня чтите меня, официально обращайтесь, целуйте руку и записывайтесь на прием в канцелярии. Многие из них, конечно, сами начинают такое почтение проявлять, но я прошу их этого не делать, потому что мы как дружили, так и должны остаться друзьями. У нас ведь и города немногочисленные; практически все друг друга знают. Все получается естественно. Конечно, среди нас есть и те, кто тяготеют к важности. Мне один наш владыка сказал: «Не обязательно, чтобы архиерея любили, главное, чтобы его слушались». Но у меня другое мнение: я считаю, что архиерея должны любить.

Моя первая епархия – высокогорная Сванетия [14] и Цагери. Предыстория этого назначения началась еще во время моего священства в 1992 году с местного жителя, приехавшего в Патриархию:

– Вот здесь прямо лягу на лестничную площадку, – сказал он, – пока Святейший со мной не поговорит. У нас «Свидетели Иеговы» весь район захватили, высылайте срочно к нам священника!

Послали меня… Приехал я к этому человеку домой, потом познакомился с местными православными христианами, и мы стали создавать приход. Я приезжал туда время от времени, служил литургию, проповедовал, с иеговистами полемизировал (кстати, встречи были очень интересными).

И поэтому именно этот район стал моей первой епархией. Сначала все службы в одиночку приходилось совершать, не было ни священников, ни диаконов. Ну а теперь там уже другой архиерей, много священнослужителей и монахов – большинство из числа моих тогдашних прихожан. В епархии появились монастыри, храмы.

В нынешней Ахалкалакской и Кумурдойской епархии я служу с 2002 года. Но и в этих краях мне приходилось служить до официального назначения, как священнику и как миссионеру – в этих двух горных районах Грузии православного населения меньше 3 %. В основном здесь живут армяне, которых переселил русский генерал Паскевич в 1829 году после победы над турками. Живут также русские духоборы [15] и греки, но их тоже мало.

За годы проживания я для себя обнаружил очень важные обстоятельства. Во-первых, оказалось, что между местными грузинами и армянами не происходило никаких напряжений, даже в самые сложные годы. Это укрепило меня в убеждении, что межнациональные конфликты всегда навязываются извне. Во-вторых, я хорошо изучил нравы и ценности местных жителей, понял, как к ним подступиться, найти общий язык. Это горцы, они гостеприимны. Если станешь давить– ответят еще большей силой, а если нуждаешься в помощи, то никто никогда не откажет. К примеру, если машина проедет мимо остановившейся машины, которой нужна помощь, можно точно сказать, что водитель не местный, потому что здесь в горах есть неписаный закон – обязательно остановиться и предложить помощь.

Когда с целью сближения с местным населением я переехал один жить в маленький отдельный дом, то не стал вешать шторы на окна, чтобы люди видели, как я живу. Сначала дети стали заглядывать, потом и заходить. Сначала на минутку, потом – на несколько часов. Когда родители искали детей, тоже заходили в гости. И постепенно соседи меня приняли. Через моих соседей со временем и все горожане узнали, что грузинский епископ вовсе не страшный; город ведь маленький, информация быстро разносится. Потом, надеясь на мои связи в Тбилиси, люди начали обращаться за помощью по разным вопросам, и я старался помогать, насколько это было возможно, обращаясь к своим знакомым в правительстве. Понемногу горожане стали заглядывать в храм, некоторые стали интересоваться богослужением. Начали появляться неофиты, среди которых много армян.