Коллекционер жизней. Джорджо Вазари и изобретение искусства - Ной Чарни Страница 9

«[Джорджо Вазари] всю жизнь посвятил изучению древних аретинских глиняных сосудов заново открыл состав для глиняных сосудов красного и черного цвета, вырабатывавшихся древними аретинцами со времен [этрусского] царя Порсены. Будучи человеком трудолюбивым, он делал на круге большие сосуды высотой в полтора браччо, какие можно видеть в его доме и поныне» [25].

Браччо (braccio — рука) был преобладающей мерой длины во времена итальянского Возрождения и составлял около 0,6 метра. Сосуд вышиной в полтора браччо считался большим достижением в горшечном искусстве. Но у горшечника Джорджо Вазари были и культурные задачи. Создавая керамику, вдохновленную творениями этрусков, он отдавал дань идеалу Возрождения, которым было сочетание изящества древнего искусства и литературы с христианским откровением и современным технологиями.

«Жизнеописания» титанов Возрождения Донателло и Брунеллески рассказывают о том, как несколько лет они гостили в Риме. Они изучали и делали наброски древних развалин (ими особенно интересовался архитектор Брунеллески), разбитых статуй (а ими — скульптор Донателло) и пытались понять, как создавались эти произведения. Друзья вернулись во Флоренцию, унося с собой вдохновение, но, что еще более важно, «новые» техники, позаимствованные у античных мастеров. Донателло научился методу литья по выплавляемым моделям. Это технология создания полой бронзовой скульптуры, при которой расплавленный металл остывал между двух слоев обожженной глины. Заново открыв способ создавать большие скульптуры, Донателло основал традицию монументальной бронзовой скульптуры Возрождения. Брунеллески занялся ободранными гипсовыми и мраморными фасадами и поврежденной отделкой древнеримских зданий, которые пережили пожары, землетрясения и нашествия варваров, не говоря уже о столетиях саморазрушения и грабежа со стороны местного населения, которое нуждалось в строительных материалах. Он хотел изучить инженерные приемы, позволившие римлянам возводить такие грандиозные здания. Эти знания он умело применил при строительстве купола флорентийского собора (внутреннюю часть которого расписывал Вазари, и это стало его последним большим проектом). Брунеллески создал в XV веке купол такой величины, какой не видели со времен Римской империи.

Таким образом, художники были первыми «археологами», хотя и не считали себя таковыми. Наоборот, они исследовали древние развалины, чтобы понять, как мастера прошлого творили, строили и жили, и применить эти находки в своей работе. Итальянцы всегда трепетно относились к собственному прошлому, гордо заявляли о заслугах своих городов и вели свою родословную от Древней Греции (как в Неаполе) и Римской империи. Но Ареццо, один из главных этрусских городов, гордился наследием еще доримских времен.

Так что, когда Вазари специально останавливается на том, что Джорджо Старший разыскивал, изучал и коллекционировал древнюю керамику этрусков, что он вдохновлялся ей, создавая собственные глиняные изделия, он таким образом восхваляет своего прадеда не как патриота, а как интеллектуала и художника в не меньшей степени, чем искусного ремесленника.

В Средние века имена отдельных художников обычно не считались важными и часто не сохранялись для потомков. Художнику или скульптору или даже умелому каменщику платили, наверное, больше, чем плотнику. Но все они принадлежали к одному и тому же социальному слою. Только в XV веке в Северной Европе художники, скульпторы и архитекторы обособились от прочих ремесленников и приобрели высокий статус. Ян ван Эйк, отличавшийся не только художественным талантом, но и шармом, изяществом и блестящим образованием, стал важным человеком при дворе герцога Бургундского и даже исполнял тайные его поручения. В XVI веке подобное произошло с Леонардо и Рафаэлем в Италии. Последний был старше Вазари всего на одно поколение. Карьера самого Вазари при флорентийском и папском дворе могла бы очень поспособствовать повышению статуса художника, но «Жизнеописания» справились с этим гораздо лучше. Вазари выделил «главные» виды искусства: живопись, скульптуру и архитектуру, назвав их важнейшими для культуры и общества. Если бы ему вздумалось назвать еще и сапожников, то в наших картинных галереях рядом с живописными полотнами и мраморными статуями стояли бы ботинки.

Все когда-либо существовавшие цивилизации от доисторических времен до наших дней создавали изображения — плоские картины и объемные скульптуры [26]. Предметы обихода (вазы, посуда, ткани), а также доспехи, оружие, религиозные скульптуры изготавливались очень тщательно и часто украшались. И всё же эти предметы, как правило, считаются творениями ремесленников, а не художников в современном понимании слова. (И греческое techne, и латинское ars означают «способность делать нечто особенное», что-то сродни технологии, а не творческому гению.) И это несмотря на то, что такие предметы услаждали взор и были скорее красивыми, чем функциональными [27]. Как замечает Сальваторе Сеттис, «классические цивилизации, хотя и не чураются суждений о качестве и ценности, всегда обходились без привычного для нас разделения на то, что достойно называться искусством, а что — нет» [28].

До Вазари художники, как правило, считались искусными работниками ручного труда. То, что именно они создавали, было важнее, чем репутация, имя и гениальность создателя. Во времена Вазари и благодаря его собственным усилиям эта система ценностей изменилась. Возник и поныне существующий культ художника-творца. А художественные биографии «Жизнеописаний» документируют и закрепляют эту перемену. Как видно из самих «Жизнеописаний», превращение ремесла в искусство началось за несколько столетий до рождения Вазари. Но когда король Франции Франциск I стал писать Леонардо, Рафаэлю, Микеланджело и другим понравившимся ему художникам и смиренно просить прислать ему хоть что-нибудь, принадлежащее их кисти, это обозначило кардинальную перемену в способе мышления. Франциска, восхищенного талантами и оригинальностью людей творчества, интересовало скорее их авторство, чем то, какие именно работы ему достанутся. Он пытался убедить своих любимых художников переехать в Париж и работать у него при дворе. У него действительно получалось собирать не только произведения, но и людей. (Среди тех, кого он успешно нанял, были Леонардо, Бенвенуто Челлини и Россо Фьорентино, а вот Рафаэль и Микеланджело ответили отказом [29]).