Диана Де Пуатье - Иван Клулас Страница 94

Пустив коня в карьер, он отпустил поводья и помчался на соперника. Оба копья сломались, а лошади откинулись на круп. Подвижный и гибкий граф де Монтгомери схватил ленчик седла и остался на коне. Но король, несмотря на опыт и привычку к постоянным физическим упражнениям, пошатываясь, ухватил лошадь за шею и кое-как побрел к барьеру. Дворяне бросились остановить коня. Потерявшего сознание Генриха подняли на ноги. Коннетабль де Монморанси и маршал де Таванн, арбитры турнира, подхватили тело своего господина. Забрало его шлема было приподнято — там застрял кусок наконечника копья Монтгомери. Шлем сняли с бесконечными предосторожностями, но лицо короля тут же залила кровь, хлынувшая из многочисленных ран, нанесенных обломками деревянного копья. Самый крупный из них был примерно десять сантиметров в длину. Итальянские дипломаты, епископ Фермо и Луис де Гонзаг, в своих депешах сделали его набросок. Этот обломок ранил лоб над правой бровью и вонзился в уголок левого глаза, покалеченного и множеством других щепок, одна из которых, острая как иголка, достигала семи сантиметров длины [566].

Сидевшие на трибуне королевы и дофин при виде крови потеряли сознание. Диана побледнела. Нетрудно представить, как она стояла, прямая и безмолвная, среди испуганных криков придворных дам и смотрела, как короля уносят во дворец де Турнель. Королева Екатерина, герцог Савойский, коннетабль и Гизы последовали за королем в его спальню. Врачи протерли его лицо уксусом и розовой водой в ожидании хирургов. Последние удалили наиболее крупные обломки, вызывая у короля громкие крики. Не зная, каким образом извлечь застрявшую часть древка, они добились разрешения провести эксперимент на головах четырех преступников, поспешно казненных в дворцовой тюрьме Консьержери и тюрьмах Большого Шатле. Знаменитый хирург Андре Везаль 3 июля был направлен Филиппом II из Брюсселя в Париж, дабы присоединиться к коллегам. Амбруаза Паре также вызвали на консультацию.

Диана издали, ибо не смела достигнуть порога королевской спальни из опасения быть изгнанной королевой, с тревогой ждала развития событий, то преисполняясь надежд, то впадая в отчаяние. 1 июля раненому дозволили принимать легкую пищу, а 2-го он попытался говорить и призвал к себе Монтгомери. Узнав, что последний бежал, король стал твердить, что несчастный случай произошел не по его вине, а из-за неблагоприятного стечения обстоятельств. Ложе короля окружали интриги и соперничество. Гизы жаждали выдвинуть обвинение против коннетабля, считая что он недостаточно прочно закрепил шлем своего господина. Монморанси развивал лихорадочную деятельность, с перепугу бросаясь из крайности в крайность. Он приказал доставить Везалю тело бедолаги, убитого в Париже, чтобы врач смог изучать на его черепе воздействие раны, нанесенной королю [567].

Генрих вроде бы пошел на поправку 3 июля. Он с удовольствием слушал музыку и дал обет в случае выздоровления пешком отправиться в Нотр-Дам де Клери. Считая несправедливым, что столь многочисленные дворяне пошли ради празднеств на ненужные траты, монарх приказал возобновить торжества в следующее воскресенье. Он также нашел в себе силы продиктовать письмо французскому послу в Риме, дабы тот уведомил папу об аресте Анна де Бурга и «лютеранствующих» парламентариев. «Уповаю, коль скоро Господь даровал мне мир, употребить отпущенные время и силы, дабы наказать, подвергнуть экзекуции и искоренить всех, кто вздумает следовать сим новым доктринам».

Однако вечером 4 июля у короля внезапно поднялась высокая температура, сопровождаемая сильнейшими болями. В голове начался абсцесс, положение было безнадежно. Королю становилось все хуже и хуже. Все лицо распухло. Все же у Генриха еще хватило сил продиктовать своему сыну дофину письмо к послу в Брюсселе, дабы тот просил у Филиппа II покровительства для Франции и наследника престола. После этого он окончательно потерял зрение. Потом лишился дара речи. Началась агония [568].

Вечером 8 июля во дворец герцогини де Валентинуа явился офицер. От имени королевы он требовал вернуть драгоценности Короны, отданные Генрихом своей фаворитке…

«Как? Король умер?» — спросила Диана.

«Нет, мадам, но это не замедлит произойти с минуты на минуту».

«Ну, так пока в нем остается жизни хоть на вершок, я хочу, чтобы мои недруги знали: я их нисколько не боюсь и не стану покоряться до его последнего вздоха. Отвага моя еще не сломлена. Но когда он умрет, мне и самой более не захочется жить, так что любые гонения будут сладостны по сравнению с моей потерей. Таким образом, жив мой король или мертв, враги мне не страшны» [569].

На заре в воскресенье 9 июля умирающего соборовали. Потом к нему привели дофина, и король в знак благословения сжал руки сына. Подросток потерял сознание. В Париже ко всем святыням столицы тянулись нескончаемые процессии. Наконец вечером врачи дали королю обезболивающее — они решились сделать ему трепанацию черепа, а пока заново перевязали голову. Рана, утром еще сухая, вновь наполнилась гноем. Генрих вроде бы испытал облегчение и вновь обрел дар речи. Но тело его обильно потело, и медики заявили, что это «смертный пот», а потому дальнейшие попытки бесполезны.

Ночью в спешке провели церемонию бракосочетания герцога Савойского и принцессы Маргариты Французской. Произошло это в апартаментах Елизаветы де Валуа, новой королевы Испанской.

10 июля в час пополудни король Генрих II испустил дух, к огромной скорби всех, кто в эти десять дней следил за его отважной битвой со смертью [570]. К этому времени королю исполнилось сорок лет четыре месяца и десять дней. Правил он 12 лет 3 месяца и 11 дней. С полным основанием можно сказать, что Диана царствовала вместе с ним.

Не строя никаких иллюзий насчет будущего, герцогиня, на сей раз добровольно, отослала драгоценности Короны вместе с собственноручно составленным ею подробным их перечнем. Одновременно она просила у королевы прощения за все обиды. Предлагала свое имущество и жизнь. Передача драгоценностей после смерти суверена была традиционной: так, после кончины Франциска I герцогиня д’Этамп и королева Элеонора вернули то, чем временно владели при его жизни, а теперь сама Екатерина и Мария Стюарт внесли в королевскую казну имевшиеся у них драгоценности: право вновь отдать их в чьи бы то ни было руки принадлежало новому королю. Стало быть, жест Дианы вовсе не был знаком капитуляции. По сообщению посла Альваротто, королева просто велела передать герцогине, что впредь не желает более ее видеть, и посоветовала мирно довольствоваться благами, дарованными покойным монархом [571].