Россия: народ и империя - Джеффри Хоскинг Страница 97

С развитием телеграфной связи, сети железных дорог и улучшением печатной техники газеты, выходящие в Петербурге (к 1860-м годам уровень грамотности 55–60 %) и Москве (40 %), распространяли информацию и в провинциальные города, откуда та расходилась по небольшим городкам и поступала к грамотному сельскому населению (в деревнях центрами информации часто служили кабаки). Первым крупным кризисом, испытавшим новую роль печатных средств информации, стала бойня на Балканах и последовавшая за ней война с Турцией 1877–1878 годов. Графическое описание зверств турок и страданий болгар вызвало сильную реакцию читателей и определенно способствовало усилению давления на российское правительство с целью побудить его к решительным действиям.

Примечательно поведение генерала Черняева, ушедшего со своего поста, чтобы повести сербскую армию против османских сил: драматический жест, явно рассчитанный на поддержку читающей публики, произвел должный эффект, а свое чутье на общественное настроение генерал продемонстрировал еще раз, когда принял в свой штаб журналиста.

Многие газеты в то время заняли панславистскую позицию, осуждая нерешительность правительства и выступая за вмешательство России в защиту братьев-славян и православных единоверцев. Это давление не являлось единственной силой, принудившей правительство объявить войну Османской империи — Россия просто не могла позволить себе потерять влияние на Балканах, — но, несомненно, сыграло важную роль, тем более что министры придерживались разных взглядов по этому вопросу и никак не могли прийти к единому мнению. Точно так же дипломатическое унижение России на Берлинском конгрессе вызвало яростные нападки и обвинения в прессе, ведомой неустрашимым Катковым. Панславистски настроенный генерал Скобелев назвал прессу одной из «великих сил», что прозвучало эхом ее статуса «четвертого сословия» во Франции.

В общем, что касается русского национального сознания, пресса делилась на два течения. «Московские ведомости» Каткова и вне такой резкой форме — «Новое время» А. С. Суворина придерживались той точки зрения, что России, как великой европейской державе, необходимо цементирующее национальное сознание, столь явно проявляющееся в Германии. Суворин доказывал, что общая преданность царю, разделяемая многочисленными племенами и национальностями, служит тем сырьем, из которого и складывается такое сознание.

С другой стороны, «Голос», редактируемый Краевским, и позднее «Русское слово» (редактор — В. М. Дорошевич, владелец — И. Д. Сытин) стояли на более эклектичной и социально радикальной позиции, близкой к реформистскому земскому «третьему элементу». При этом все газеты проявляли пристальный интерес к социальным проблемам, часто выражая их понимание и сочувствие жертвам угнетения и эксплуатации, и с гордостью упоминали о цивилизаторской миссии России в отношении населяющих ее азиатских народов, чего — по их мнению — недопонимали на Западе.

Можно сказать, что в конце XIX столетия образованные слои россиян с помощью газет начали воспринимать свою страну как особое, отличное от западных держав образование, с присущим ему многонациональным составом населения и полуазиатским характером общественных отношений, стремящееся искать скорее коллективные, чем индивидуальные решения социальных проблем. Ни одна из этих отличительных черт не рассматривалась как повод для стыда. В некотором смысле, у общественности складывался новый и положительный образ национальной сущности россиян.

Новые судебные институты, учрежденные в 1864 году, создавались с целью положить конец закрытым процедурам в сословных судах, сделав отправление правосудия публичным и доступным для всех. Обновленные суды строились по самым передовым образцам: Александр повелел комиссии, разрабатывавшей проект закона, действовать в соответствии с «теми главными началами, несомненное достоинство коих признано в настоящее время наукою и опытом европейских государств».

Все уголовные дела подлежали публичному рассмотрению в суде присяжных под председательством пожизненно назначаемого судьи: каждая из сторон имела квалифицированного представителя. В судах низшей инстанции председательствовали мировые судьи, избираемые уездным земством. Следствие по уголовным преступлениям подлежало изъятию из полиции и передаче специальным следственным органам.

Провозглашение таких принципов в период царствования Николая I привело бы к тому, что, как записал в своем дневнике цензор А. В. Никитенко, их автора заклеймили бы как «безумца или политического преступника».

Радикальная природа судебных реформ подтверждает приверженность реформаторов принципу верховенства закона. Но новые низшие суды имели один серьезный недостаток — не рассматривали крестьянские дела: для этой цели существовали отдельные волостные суды. Исключение 80 % населения из сферы действия судебной реформы серьезно ослабляло ее притязания на роль главной опоры правового порядка.

Но и в существующем виде новые суды плохо вписывались в рамки самодержавной политической системы. В 1870-е годы все дела с политическим оттенком изъяли из ведома мировых судей и вернули в ведение полиции. Даже после этого шага произошел случай, который можно назвать удивительным и в то же время показательным. В 1878 году перед судом предстала женщина, обвиняемая в покушении на убийство петербургского градоначальника генерала Трепова, приказавшего отстегать кнутом политического заключенного. По закону телесному наказанию подлежали только члены низших, податных сословий. Боголюбов происходил из мещан, и поэтому Трепов имел право подвергнуть его подобному наказанию. Но в глазах радикалов Боголюбов, как член их движения, принадлежал к некой аристократии духа, так что поступок Трепова и вовсе рассматривался как непростительное нарушение элементарного приличия.

24 января 1878 года юная радикалка, Вера Засулич, попросила аудиенции у Трепова. Дождавшись, пока ее вызовут, вошла в его кабинет, достала из муфты револьвер и на глазах у нескольких свидетелей выстрелила в генерала, ранив его. Правительство хотело провести образцовый процесс, как ранее над Нечаевым, с обычным жюри присяжных и широким освещением дела в газетах. Министр юстиции граф Пален спросил председательствующего судью А. Ф. Кони, может ли тот гарантировать вердикт «виновна» в столь ясном случае: «В этом проклятом деле правительство имеет право ожидать от суда особых услуг». Кони ответил: «Ваше Сиятельство, суд выносит приговоры, а не оказывает услуг».

Таковы две концепции правосудия, примирить которые было очень трудно. Пресса поддержала точку зрения Кони и подкрепила ее сочувствующими рассказами о Засулич; даже верный монархист Достоевский заявил, что «наказывать эту молодую женщину было бы неподходящим и ненужным».

Защита, почувствовав подобное настроение, не стала спорить по сути преступления, но сделала упор на нравственной стороне дела и похвалила Засулич как «женщину, которая не имела личного интереса в преступлении… и которая связала преступление с борьбой за идею», и воззвала к присяжным, как «суду народной совести». Жюри отреагировало должным образом и под оглушительные аплодисменты публики оправдало Засулич. Этот случай убедительно выявил расхождение между правительством и общественным мнением и подвинул власти к тому, чтобы все последующие дела, связанные с насилием в отношении официальных лиц, передавать в военные суды.