Новая Магдалина - Уилки Коллинз Страница 13

— Мне не хочется признаться, — сказал Орас, — но мне кажется, что у нее есть какая-то причина откладывать нашу свадьбу, которую она не хочет сказать ни вам, ни мне.

Леди Джэнет вздрогнула.

— Что заставляет вас думать так? — спросила она.

— Я раза два заставал ее в слезах. Время от времени, иногда, когда она разговаривает совершенно весело, она вдруг изменяется в лице, становится молчалива и уныла. Вот сейчас, когда она встала из-за стола (разве вы не обратили внимание?), она посмотрела на меня очень странно — точно ей жаль меня. Что значит все это?

Ответ Ораса, вместо того чтобы увеличить беспокойство леди Джэнет, как будто облегчил его. Он не приметил ничего такого, что бы не приметила она сама.

— Глупый мальчик! — сказала она. — Причина довольно ясна. Грэс была нездорова уже некоторое время. Доктора предписали ей перемену климата. Я увезу ее отсюда.

— Было бы гораздо ближе к цели, — сказал Орас, — если бы я увез ее. Она, может быть, согласится, если вы употребите ваше влияние. Могу ли я попросить вас уговорить ее? Моя мать и сестры писали ей, но это не произвело никакого действия. Сделайте мне величайшее одолжение, поговорите с ней сегодня.

Он замолчал и, взяв руку леди Джэнет, с умоляющим видом пожал ее.

— Вы всегда были так добры ко мне! — сказал он нежно и опять пожал ее руку.

Старушка посмотрела на него. Невозможно было оспаривать, что в лице Ораса Голмкрофта была такая привлекательность, что на него стоило смотреть. Многие женщины могли бы позавидовать его чистому цвету лица, его блестящим голубым глазам и теплому, янтарному оттенку светлых саксонских волос. Мужчины, особенно те, которые обладали искусством наблюдать физиономии, могли бы приметить в очерке лба и в линиях верхней губы признаки, показывающие недостаток обширности в нравственной натуре — душу, легко доступную сильным предубеждениям и упорно поддерживающую эти предубеждения наперекор самой очевидности. Для наблюдательности женщин эти отдаленные недостатки лежали слишком низко под поверхностью для того, чтобы быть очевидными. Он очаровывал женщин в основном своей привлекательной внешностью и любезным, деликатным обращением. Для леди Джэнет он был мил не только по своим собственным достоинствам, но и по старым воспоминаниям, которые соединялись с ним. Отец его был одним из ее многочисленных поклонников в ее молодости. Обстоятельства разлучили их. Брак ее с другим был бездетным. В прошлое время, когда мальчик приходил к ней из школы, она тайно лелеяла фантазию (слишком нелепую, чтобы ее можно было сообщить кому бы то ни было), что ему следовало быть ее сыном, и он мог бы быть ее сыном, если бы она вышла за его отца.

Она очаровательно улыбнулась. Как ни была стара, она уступила, как уступила бы его мать, когда молодой человек взял ее за руку и умолял заинтересоваться его браком.

— Неужели я должна говорить с Грэс? — спросила она по-дружески, с простотой, вовсе не показывающей хозяйку Мэбльторнского дома.

Орас увидел, что он достиг цели. Он вскочил, глаза его нетерпеливо обратились к оранжерее, его красивое лицо сияло надеждой. Леди Джэнет (с мыслями, наполненными его отцом) бросила на него украдкой последние взгляд, вздохнула, подумав об исчезнувших днях, и опомнилась.

— Ступайте в курительную комнату, — сказала она, подтолкнув его к двери. — Прочь отсюда! Предавайтесь любимому пороку девятнадцатого столетия.

Орас пытался выразить свою признательность.

— Ступайте и курите! — вот все, что она сказала, тонкая его вон. — Ступайте и курите!

Оставшись одна, леди Джэнет прошлась по комнате соображая.

Неудовольствие Ораса не было необоснованным. Действительно, не было предлога для задержки, на которую он жаловался. Точно ли молодая девушка имела особенную причину медлить, или она тревожилась оттого, что сама еще не разобралась в своих чувствах, во всяком случае необходимо было, наконец, разрешить рано или поздно вопрос о свадьбе. Затруднение состояло в том, как начать этот разговор, не обидев Грэс.

«Я не понимаю молодых женщин настоящего поколения, — думала леди Джэнет, — в мое время, когда мы любили мужчину, мы готовы были обвенчаться с ним хоть сию минуту. А это век прогресса! Им следовало бы еще скорее быть готовыми».

Дойдя с помощью своих собственных выводов до этого заключения, она решилась попробовать, что может сделать ее влияние, и положиться на вдохновение минуты.

— Грэс! — позвала она, подходя к двери оранжереи.

Высокая, стройная фигура в сером платье приблизилась, отделяясь от зелени деревьев зимнего сада.

— Ваше сиятельство звали меня?

— Да, я хочу говорить с вами. Подойдите сюда и сядьте возле меня.

С этими словами леди Джэнет пошла к дивану и усадила свою компаньонку возле себя.

— Вы очень бледны, дитя мое.

Мерси уныло вздохнула.

— Я нездорова, — ответила она. — Малейший шум пугает меня. Я устаю, даже если только пройду через комнату.

Леди Джэнет ласково потрепала ее по плечу.

— Мы должны попробовать, не поможет ли вам перемена климата. Куда нам поехать — за границу или к морю?

— Ваше сиятельство очень добры ко мне.

— С вами невозможно быть иначе.

Мерси вздрогнула. Очаровательный румянец залил ее бледное лицо.

— О! — воскликнула она с пылкостью, — повторите это опять!

— Повторить опять? — переспросила леди Джэнет с изумлением.

— Да! Не считайте меня самонадеянной, только считайте меня тщеславной. Мне хочется слышать как можно чаще, что вы привыкли любить меня. Действительно ли вам приятно иметь меня в доме? Действительно ли я всегда хорошо вела себя с тех пор, как я у вас живу?

(Единственное извинение в том, что она выдала себя за другую, если извинение быть могло, заключалось в утвердительном ответе на эти вопросы. Конечно, сказать о ложной Грэс, что настоящая Грэс не могла быть достойнее сделанного ей приема, если бы настоящая Грэс была принята в Мэбльторнском доме, значило что-нибудь.) Леди Джэнет отчасти тронула, отчасти насмешила необыкновенная серьезность вопроса, поставленного перед ней.

— Хорошо ли вы себя вели? — повторила она. — Душа моя, вы говорите как ребенок!

Она ласково положила руку на руку Мерси и продолжала более серьезным тоном:

— Вряд ли много будет сказать, Грэс, что я благословляю тот день, когда вы в первый раз явились ко мне. Я думаю, что вряд ли могла любить вас больше, если бы вы были моя родная дочь.

Мерси вдруг отвернулась, чтобы скрыть свое лицо. Леди Джэнет, все еще держа ее за руку, почувствовала, что она дрожит.

— Что с вами, — спросила она по-своему, резко и прямо.

— Я только очень признательна вашему сиятельству — вот и все.