Возвращение в дивный новый мир - Олдос Хаксли Страница 13

Человеческие существа могут поступать и часто поступают абсолютно иррационально, но представляется, что все они способны, если дать им такую возможность, делать разумный выбор, оперируя доступными им фактами. Демократические институты будут хорошо работать только в том случае, если все заинтересованные в этом люди сделают все возможное для распространения знаний и поощрения рациональности. Но сегодня в самых развитых и мощных демократиях мира политики и их пропагандисты предпочитают превращать в пустышку демократические процедуры, апеллируя практически исключительно к невежеству и иррациональности электората. «Обе партии, – говорил нам в 1956 году редактор ведущего делового журнала, – будут продавать своих кандидатов и свои цели, используя те же методы, которыми пользуются бизнесмены, продающие свои товары. К этим методам относят научно обоснованный отбор лозунгов и их запланированное повторение. С плакатов будут кричать только проверенные лозунги… Единственное, что требуется от кандидатов в дополнение к мужественному голосу и хорошей дикции, – это умение казаться искренними во время телевизионных интервью и дебатов».

Политические торгаши апеллируют только к слабостям избирателей, но никогда к их потенциально сильным сторонам. Они не делают никаких попыток просвещать массы с тем, чтобы они доросли до способности к самоуправлению; они довольствуются лишь тем, что манипулируют массами и эксплуатируют их. Для этой цели политические махинаторы мобилизуют и ставят себе на службу все доступные ресурсы психологии и социологии. Одновременно в тщательно отобранных группах избирателей проводят «глубинные опросы», чтобы вскрыть подсознательные страхи и устремления, которые господствуют среди населения в момент проведения выборов. Эксперты подбирают фразы и образы, способные погасить или, наоборот, усилить страх и удовлетворить желания и устремления, по крайней мере, символически. Затем эти фразы и образы обкатываются на читателях и слушателях, а дальше меняются и корректируются в соответствии с реакцией потенциальных избирателей. После этого политики и их обслуга могут считать себя готовыми к проведению избирательной кампании в средствах массовой информации. Теперь вопрос только в деньгах и в кандидате, которого нужно натаскать так, чтобы он выглядел убедительным и «искренним». При таком подходе к делу политические принципы и конкретные программы теряют большую часть своей важности. Личность кандидата и то, как его подают специалисты по политической рекламе, – единственное, что теперь на самом деле важно.

Так или иначе, в образе энергичного мужественного парня или в образе заботливого отца, кандидату нужно быть обаятельным и привлекательным. Он должен являться незаурядным актером, чтобы публике не было с ним скучно. Приученная к телевизионной картинке публика привыкла, что ее развлекают, и не любит, когда просят сосредоточиться или сделать хоть небольшое умственное усилие. Следовательно, все речи проталкиваемого кандидата должны быть непродолжительными и остроумными. Главные и по-настоящему сложные проблемы надо в большинстве случаев разрешать в пять минут, но еще предпочтительнее (поскольку публике хочется чего-то более веселенького, чем инфляция и водородная бомба) разделаться с важной проблемой за шестьдесят секунд. Сама природа ораторского искусства, отточенного политиками и священниками, предполагает чрезмерное упрощение самых сложных вещей. С кафедры, амвона или с трибуны даже наиболее совестливому оратору будет трудно сказать аудитории всю правду об обсуждаемом предмете. Методы, которые сейчас используются для продажи политических кандидатов, словно они являются дезодорантами, с избытком гарантируют избирателям, что те не услышат слов, хотя бы отдаленно напоминающих правду.

В двух предыдущих главах я описал способы, которые можно назвать оптовыми манипуляциями сознанием, практикуемыми как величайшими демагогами, так и успешными торговцами, коих было немало за всю историю человечества. Однако ни одна человеческая проблема не может быть решена одними только методами оптовой торговли. Дробовик имеет право на существование, но должен быть и шприц для подкожных инъекций. В следующих главах я опишу некоторые из наиболее эффективных способов манипулирования не толпами, не целыми массами, а отдельными индивидами.

По ходу своих эпохальных экспериментов по исследованию условных рефлексов Иван Павлов заметил, что у лабораторных животных, подвергавшихся длительному физическому или психическому стрессу, случался тяжелый нервный срыв. Мозг этих животных, будучи не в силах справиться с невыносимыми условиями, так сказать, объявлял забастовку и либо прекращал работать вообще (собаки теряли сознание), либо замедлял свою деятельность и отказывался работать нормально (собаки начинали вести себя абсолютно неадекватно, или у них появлялись симптомы состояния, которое у людей мы назвали бы истерией). Некоторые животные более устойчивы к стрессу, чем другие. Собаки, обладавшие, по терминологии Павлова, «легко возбудимой» конституцией, сдавались быстрее, чем собаки с просто «оживленной» конституцией (противоположной холерической, излишне возбудимой конституции). Собаки с «вялым, замедленным» темпераментом доходили до предела своих возможностей намного быстрее, чем «спокойные и невозмутимые» животные. Но даже самые закаленные собачьи стоики не могли сопротивляться стрессу до бесконечности. Если он был достаточно сильным и продолжительным, то стойкие собаки ломались так же быстро и необратимо, как и их более слабые собратья.

Открытия Павлова были подтверждены самым ужасным образом и в громадном масштабе в ходе двух мировых войн. В результате одного катастрофического переживания или часто повторяющихся переживаний менее страшных эпизодов у солдат развивались некоторые характерные психофизические симптомы. Временная утрата сознания, чрезмерное возбуждение, непреодолимая сонливость, функциональная слепота или паралич, совершенно нереалистичные поведенческие реакции, странное нарушение привычных стереотипных реакций на знакомые жизненные ситуации – все, что Павлов наблюдал у собак, с невероятной силой проявилось у жертв того, что в Первую мировую войну называли «артиллерийским шоком», а во Вторую – «военным утомлением». Каждый человек, как и каждая собака, имеет свой предел выносливости. Большинство людей достигают этого предела в течение тридцати дней пребывания в условиях современных боевых действий. Более восприимчивые к стрессу ломаются в течение пятнадцати дней. Самые выносливые могут выдержать сорок пять дней, в редких случаях до пятидесяти. Ломаются тем не менее все – и сильные, и слабые. Надо подчеркнуть, что все – из тех, кто изначально был душевно здоров. Ирония судьбы заключается в том, что бесконечно выдерживать ад современной войны могут лишь психически нездоровые люди. Индивидуальное безумие служит защитой от безумия коллективного.

То, что каждый индивид обладает своим пределом психической выносливости, было известно и грубо использовалось с незапамятных времен. В некоторых случаях невероятная жестокость одного человека по отношению к другому была обусловлена склонностью к жестокости как таковой, к ее извращенной эстетике. Чаще, однако, чистый садизм несколько ограничивался утилитарностью, богословием или государственными соображениями. Юристы применяли физические и психологические пытки для того, чтобы развязывать языки упрямых свидетелей; церковники прибегали к пыткам для наказания заблудших и возвращения их в лоно матери-церкви; тайная полиция пытками выбивала признания из лиц, заподозренных во враждебном отношении к правительству. При Гитлере пытки с последующим массовым уничтожением практиковались в отношении биологических еретиков – евреев. Для молодого нациста кратковременная служба в лагере уничтожения (пользуясь словами Гиммлера) «была лучшим методом воспитания непримиримого отношения к низшим существам и неполноценным расам». Учитывая маниакальный антисемитизм, которым Гитлер заразился в венских трущобах, этот возврат к методам, применявшимся инквизицией в отношении еретиков и ведьм, был неизбежен. Однако в свете открытий Павлова и знаний, добытых психиатрами из опыта лечения военных неврозов, такое возрождение средневекового варварства воспринимается как омерзительный и гротескный анахронизм. Стресс, тяжелый настолько, чтобы спровоцировать полный отказ мозга от работы, можно вызвать с помощью методов, которые, хотя и являются абсолютно антигуманными, не предусматривают физических пыток.