Путь к вершинам, или Джулиус - Дафна дю Морье Страница 14

– Иду, иду, малыш, потерпи, – отзывался отец, глядя на него запавшими глазами. – Обещаю, скоро ты наешься досыта.

И он плелся за сыном по ухабистой дороге, с трудом переставляя длинные ноги, а на его худом бледном лице проступали синие вены.

– Ну давай же, давай! – покрикивал Джулиус.

В городах Джулиус торговался с хозяевами лавок и сердился, если отец платил, сколько скажут.

– Да не смешите меня, кто за такие апельсины четыре су даст? Они и двух-то не стоят. Послушайте, мадам, мой отец глуп, у него с головой плохо, мы либо берем их по десять сантимов за фунт, либо вообще не берем. Десять сантимов? Хорошо. Вот вам деньги.

– Ты ведешь себя подло и бесчестно, – упрекал его отец, но сил спорить у него не было.

– Ну и что с того? Зато заработали. Не приставай ко мне.

Поль Леви и Джулиус пришли в Марсель десятого марта, ровно через пять недель после начала своего путешествия. В порту у причала стояли корабли, по мощеной набережной прогуливались загорелые, покрытые татуировками матросы со всего мира. В Марселе весь день сияло солнце, на улицах лежала белая пыль, а в воздухе приятно пахло старым базаром – едой и вином, табаком и спелыми фруктами. С балконов улыбались женщины, позевывая и лениво потягиваясь.

Отец бродил по причалу, разглядывая корабли и выспрашивая, куда они отправляются.

– Тебе что, так хочется сидеть в грязном трюме? – возражал Джулиус. – В Марселе лучше.

– Надо найти место потеплее, – говорил отец, дрожа от легкого морского бриза, – он теперь все время мерз.

– И куда ты хочешь уплыть? – поинтересовался Джулиус.

Отец помолчал, потом посмотрел на Джулиуса и улыбнулся:

– На закате жизни человека всегда тянет в родные края.

– Но ты ведь не старик еще, почему ты так говоришь? – недоуменно спросил Джулиус.

– Я ведь не из Пюто родом, – продолжал отец. – Я не Блансар из французского городка, как ты. Мои родители из Алжира, мама привезла меня оттуда, когда я был младенцем. Я ничего не помню о том времени, но теперь настала пора вернуться.

– А где этот Алжир?

– На севере Африки, вон там, за морем. Надо узнать, когда мы сможем сесть на корабль.

В начале следующей недели в Алжир должно было отплыть грузовое судно. На него брали пассажиров, но кают не было, так что предстояло устраиваться прямо на палубе. Пассажирам выделили маленький закуток, и все плавание они должны были сидеть в нем, как звери в клетке. То было жалкое сборище бедняков – «отбросы» Марселя, которые не могли заработать себе на жизнь, и беднейшие арабы из североафриканских городов. На палубе не было ни уборных, ни возможности уединиться, да этого и нельзя было ожидать за жалкие гроши, что заплатили все эти люди. Вонь и грязь ужасали, женщины сидели рядом с мужчинами, и никто не пытался устроить какую-нибудь перегородку или навес.

Море сильно штормило. Плавание продлилось пять дней – в такую погоду это считалось удачей. Джулиус страдал от морской болезни, его почти все время тошнило.

Арабы и не пытались поддерживать чистоту. Поль Леви убирал за ними всю грязь, оттирал закуток, постоянно поскальзываясь и спотыкаясь на качающейся палубе; превозмогая дурноту, чистил апельсины для Джулиуса, который тянул к нему руки и плакал.

Только на следующий день после прибытия в Алжир, когда ужасы побега из Парижа, изнурительная многодневная дорога в Марсель и нечеловеческие тяготы плавания в Африку остались позади, Поль Леви позволил себе сдаться. Они с Джулиусом заночевали в убогой портовой гостинице, а когда проснулись, за окном стояло прекрасное южное утро и солнце уже грело сильнее, чем в Париже в мае. Открыв окно и отдернув занавески, Поль увидел бескрайнее синее море, сверкающие белые дома и пыльные улицы, залитые солнечным светом. Тепло окутало его исхудавшее тело, на бледном, осунувшемся лице появилась улыбка. Он прислонился к оконной раме и склонил голову на руки.

– Ну вот и все. Больше я никуда не пойду.

Джулиус положил ладонь ему на руку.

– Надо осмотреться и подумать, как тут жить, – сказал он. – Алжир, похоже, большой. Тут можно неплохо заработать.

Этот странный город будоражил его и вызывал любопытство. Здесь были сотни незнакомых улиц и холмов и широкая дорога, уходящая в гору, где среди высоких деревьев белели дома. Тут зеленели сады и росли цветы – в воздухе разливались благоухание тропических деревьев, густо поросших мхом, медвяные ароматы и густой сладкий запах пурпурных цветов. А еще тут пахло базаром: пряностями, дубленой кожей, алыми плодами и спящими на солнце темнокожими людьми. Джулиус закрыл глаза и поглубже вдохнул запахи, что долетали с раскаленной солнцем улицы.

Поль Леви позволил вывести себя на солнце. Ему тоже хотелось окунуться в атмосферу Алжира, но он не отдавал себе отчета в том, насколько сильно болен. Они поднимались по дороге в квартал Мустафа, как вдруг отец покачнулся и, вцепившись Джулиусу в плечо, зашелся кашлем. Лицо его позеленело, взгляд остекленел, и он безжизненно осел на землю. Джулиус склонился над ним – растерянный, испуганный ребенок. Встречный прохожий перешел на другую сторону улицы. Никто не спешил проявлять сострадание. Джулиус чувствовал полную беспомощность – ведь он всего лишь маленький мальчик в чужой стране. И тут его осенило – он подтащил отца к ограде, а сам догнал прохожего.

– Извините, – сказал он, коснувшись его руки. – Мой отец очень болен. Вы не знаете, где тут иудейский храм?

Прохожий, прижавший ко рту платок, опасливо посмотрел на него сверху вниз.

– Где-то есть синагога, а где – не знаю. Лучше в больницу отца отведи. – С этими словами он повернулся и пошел своей дорогой.

Только третий прохожий смог назвать адрес. Джулиус помог отцу подняться и заметил невдалеке извозчика.

«Придется деньги из кошелька взять», – подумал он, гадая, сколько запросит извозчик.

Отцу было совсем худо, он не понимал, где находится.

Фиакр повез их обратно вниз, потом свернул налево – в лабиринт узких улочек, где террасы поднимались уступами к следующим «этажам» улочек, а дома стояли так тесно, что соприкасались друг с другом. Там пахло специями и дубленой кожей – непривычный, пыльный, теплый и загадочный запах. Из окон домов выглядывали женщины в покрывалах, а смуглые мужчины с крючковатыми носами стояли у дверей своих лавочек. Извозчик остановился перед неприметным белым зданием, зажатым между двумя массивными домами.

– Вот синагога, – сказал он и, презрительно сплюнув, протянул руку за деньгами.

Несмотря на бушевавшую в душе ярость, Джулиус молча расплатился – времени пререкаться не было. Он постучал в дверь. Ему открыл пожилой мужчина с черной бородой, доходившей до пояса. Его темные глаза улыбались, и мальчик понял, что здесь им помогут и больше не надо ничего бояться – все заботы снимут с его плеч, они с отцом в безопасности. Они среди своих, а это – сам раввин.