Гамбара - Оноре де Бальзак Страница 14

На последней ноте финального хора Гамбара остановился, меланхолически взял несколько аккордов и встал, чтобы выпить второй бокал жиро. От этого полуафриканского напитка запылало его лицо, побледневшее в те минуты, когда он так вдохновенно, с такою страстной силой исполнял оперу Мейербера.

— В этой опере есть решительно все, — заговорил он опять, — щедрый гений великого артиста дал нам в ней и комический дуэт, единственную шуточку, которую мог бы позволить себе дьявол, — искушение бедняги трубадура. Рядом с ужасным — издевательская шутка над единственной реальной картиной, нарисованной в этом возвышенном и фантастическом творении: насмешка над чистой и спокойной любовью Алисы и Рембо; дьявол заранее мстит им, внося смятение в их жизнь; только возвышенные души могут почувствовать, сколько благородства в этих комических ариях; вы не найдете тут ни слишком обильных рулад и завитушек нашей итальянской музыки, ни затасканных мелодий французских уличных песенок. Тут какое-то олимпийское величие. Горький смех божества — и удивление донжуанствующего трубадура. Без этой величавости был бы слишком резок переход к общему колориту оперы, запечатленному в этой неистовой буре уменьшенных септим, которая разрешается инфернальным вальсом, где перед нами предстают наконец дьяволы. Какой силы исполнена ария Бертрама в си минор, она гремит на фоне хора адских сил и, рисуя нам отчаяние отцовской любви, сливается с песнями дьяволов! А какой восхитительный контраст — ритурнель, возвещающая появление Алисы! Я все еще слышу ангельские, чистые звуки ее голоса. Будто соловей поет после грозы, не правда ли? В этих деталях сказывается великий замысел всей оперы. Что можно было бы противопоставить дикой сцене демонов, кишащих в преисподней, если не эту чудесную арию Алисы:

Когда я Нормандию покинула!..

Золотая нить мелодии пронизывает всю мощную оркестровку, словно небесная надежда, расшивает ее изящнейшим узором. Сколько тут искусства и глубины! Никогда гений не отказывается от науки, которая руководит им. Здесь ария Алисы соединяется с хором дьяволов. Но вот в оркестре звучит тремоло. Это Роберта требуют на сборище демонов. Вновь появляется на сцене Бертрам. Тут кульминационный пункт, самый драматический момент в опере: речитатив, сравнимый лишь с самыми грандиозными творениями великих мастеров. Идет жаркая борьба между двумя силами — небом и адом; ее отражают две арии: «Да, ты меня узнала», построенная на уменьшенной септиме, и вторая — с великолепным верхним фа: «Небо — моя защита!». Перед нами столкновение ада и креста. Бертрам то грозит Алисе (мелодия тут полна самой яростной патетики), то старается ее прельстить, обращаясь, как всегда, к личной корысти. Появляется Роберт; мы слышим великолепное трио в си бемоль, без аккомпанемента. Происходит первая схватка двух соперничающих сил, оспаривающих друг у друга судьбу человека. Посмотрите, как это ясно видно, — заметил Гамбара и воспроизвел эту сцену со страстной выразительностью, поразившей графа. — Вся лавина музыки, начиная с четырех тактов литавр, неслась к этому борению трех голосов. Магия зла торжествует! Алиса убегает, и вы слышите дуэт Бертрама и Роберта. Дьявол вонзает сыну когти в самое сердце, терзает его, чтобы сильнее им завладеть, пользуется всеми соблазнами: честь, надежды, вечное и беспредельное блаженство в блистательных картинах проходят перед его глазами. Как Христа дьявол, возносит он Роберта на кровлю храма и показывает ему все радости земные, сокровища зла; но невольно он пробуждает в нем мужество и добрые человеческие чувства, которые Роберт изливает в возгласе:

Рыцарям моей отчизны

Честь всегда была оплотом!..

Наконец, завершая оперу, звучит та же зловещая тема, с которой начиналась увертюра, — вот она, эта главная, эта великолепная ария, звучащая в сцене заклинания душ:

Под хладным камнем почивая,

Монахини, вы слышите ль меня?

Блистательное развитие этого музыкального шедевра достойно завершается allegro vivace вакханалии в ре минор. Перед нами триумф адских сил! Несись, поток звуков, несись и чаруй нас своими бурными волнами! Духи преисподней схватили добычу, держат Роберта, пляшут вокруг него. Прекрасный гений, чьим назначением в жизни было побеждать и царствовать, гибнет. Демоны ликуют: нищета задушит гения, страсть погубит рыцаря.

И тут Гамбара развил тему вакханалии, импровизируя искуснейшие вариации и напевая их мелодию грустным голосом; казалось, он желал излить тайную боль, томившую его сердце.

— Слышите вы небесные жалобы отвергнутой любви? — заговорил он. — Изабелла призывает Роберта, голос ее звенит, вливаясь в хор рыцарей, отправляющихся на турнир! Тут вновь звучат мотивы, которые мы слышали во втором акте, — композитор хотел подчеркнуть, что действие этого акта, развертывавшееся в сверхъестественной сфере, переходит в сферу реальной жизни. Хор рыцарей затихает, ибо приблизились адские чары: их приносит с собою Роберт, наделенный талисманом; чудеса продолжаются и в третьем акте. Как хорош здесь дуэт двух виол, в нем уж самый ритм прекрасно рисует грубость желаний человека, ставшего всемогущим, а принцесса жалобными сетованиями пытается образумить возлюбленного. Композитор избрал труднейшую ситуацию и вышел из нее победителем, создав изумительный музыкальный отрывок. Как восхитительна мелодия каватины «Да простит тебе небо!»! Женщины прекрасно уловили ее смысл. Каждая чувствовала, что именно ее на сцене хватают мощные руки и сжимают в объятиях. Одного уж этого отрывка достаточно для блестящего успеха оперы: любая зрительница почувствует себя средневековой красавицей, преследуемой неистовым рыцарем. Никогда еще не было такой страстной и такой драматической музыки. Весь мир ополчился против отверженного. Этому финалу можно поставить в упрек лишь его сходство с финалом «Дон-Жуана»; однако вглядитесь — в ситуации огромная разница: Изабелла полна благородной веры и истинной любви, которая и спасает Роберта; он презрительно отказывается от адского могущества, сообщенного ему талисманом, меж тем как Дон-Жуан упорствует в своем нечестии. Кстати сказать, упрек в сходстве обращают ко всем композиторам, писавшим финалы опер после Моцарта, Финал «Дон-Жуана» — одна из классических форм музыки, найденных раз и навсегда. В конце «Роберта-Дьявола» подъемлет свой голос всемогущая религия, голос, владычествующий над мирами и призывающий всех несчастных, дабы утешить их, всех покаявшихся, дабы примирить их с небом. Весь зрительный зал замирает от волнения — такой силой проникнуты призывы хора:

Все несчастные, все грешники,

Спешите на зов небес.

В буре разнузданных страстей не слышен был божественный глас, но в решающее мгновение он разносится, как раскаты грома; католическая церковь встает, сияя светом. К великому моему удивлению, после стольких сокровищ гармонии композитор порадовал нас новой удачей — и притом капитальной: ведь его хор «Слава провидению» написан в манере Генделя. Появляется Роберт, заблудшая душа, полная отчаянья, и терзает нам сердце своей арией «О, если б я молиться мог!». Повинуясь велениям ада, Бертрам преследует сына и делает последнюю попытку совратить его. Алиса призывает на помощь тень матери. Раздается дивное трио, к которому шла вся опера: в нем торжество души над материей, духа добра — над духом зла. Песнь, исполненная веры в бога, заглушает голоса ада, брезжит лучезарная заря счастья. Но тут музыка слабее: перед нами как будто католический собор, и мы слышим обычные церковные песнопения вместо ликующего хора ангелов и дивной молитвы спасенных душ, благословляющих союз Роберта с Изабеллой. А нам следовало бы сбросить с себя адские чары и выйти из театра с сердцем, исполненным надежды. Мне, как музыканту-католику, хотелось бы услышать что-нибудь вроде молитвы Моисея. Хотелось бы посмотреть, как Германия борется с Италией, чтó в состоянии сделать Мейербер, соперничая с Россини.