Больше чем просто дом - Фрэнсис Скотт Фицджеральд Страница 15

Как-то вечером, сидя рядом с ней на веранде клуба «Лафайетт», Чарли решил прихвастнуть, изобразить из себя человека искушенного, а в перспективе — ее защитника.

— Для своих лет я многое повидал в этой жизни, — объявил он. — А уж творил такое, что даже язык не поворачивается описать.

Глэдис молчала.

— Не далее как на прошлой неделе… — начал он, но вовремя одумался. — Короче, я раздумал в этом году поступать в Йель, иначе мне бы пришлось уехать в Новую Англию прямо сейчас и все лето корпеть на подготовительных курсах. Если же я останусь, то начну работать в отцовской фирме — там как раз есть вакансия; а осенью Уистер вернется в колледж, и родстер будет в моем полном распоряжении.

— Я думала, ты поедешь учиться, — холодно произнесла Глэдис.

— Так и планировалось. Но теперь я все обдумал и засомневался. Я привык общаться с парнями более старшего возраста, да и ощущаю себя старше своих ровесников. Мне, например, и девушки нравятся постарше.

Когда Чарли покосился в ее сторону, он вдруг показался ей необыкновенно привлекательным — останься он здесь на лето, было бы очень славно: отбивал бы ее у партнеров на танцах. Но вслух Глэдис сказала:

— Дурак будешь, если останешься.

— Это еще почему?

— Да потому, что задуманное нужно доводить до конца. Год-другой проваландаешься в городе — и будешь вообще никому не нужен.

— Это ты так считаешь, — снисходительно изрек он.

Глэдис не намеревалась оскорблять его или отшивать, но хотела высказаться жестко.

— Думаешь, мне интересно выслушивать про твое распутство? Не знаю, что у тебя за друзья, если они тебе в этом потакают. Хоть бы вступительные экзамены сдал. По крайней мере тогда ни у кого язык не повернется сказать, что ты сломался, когда вылетел из школы.

— Это ты так считаешь? — преспокойно отозвался Чарли в своей обычной самоуверенной и не по годам авторитетной манере, как будто разговаривая с ребенком.

Тем не менее она его убедила, потому что он был в нее влюблен и над ней светила луна. «Ах да, и я, и ты» — это была последняя песня, под которую они с ней танцевали в минувшую среду, так что все сошлось.

Если бы Глэдис выслушала его похвальбу, скрывая любопытство под маской дружеского расположения, если бы приняла на веру его мнение о самом себе как о сложившейся личности, все отцовские увещевания пошли бы прахом. Но нет: осенью Чарли поступил в колледж, и все благодаря нежным воспоминаниям одной молоденькой женщины и ее же памяти о сладких победах юности на юных полях.

Для его отца это было благом. В противном случае катастрофа, постигшая старшего сына, Уистера, просто убила бы Скофилда. Наутро после футбольного матча в Гарварде нью-йоркские газеты пестрели одними и теми же заголовками:

СТУДЕНТЫ ЙЕЛЯ И ТАНЦОВЩИЦЫ КОРДЕБАЛЕТА ПОСТРАДАЛИ В АВТОКАТАСТРОФЕ БЛИЗ г. РАЙ.

ИРЭН ДЕЙЛИ, ДОСТАВЛЕННАЯ В БОЛЬНИЦУ ГРИНИДЖА, ПОДАЕТ В СУД ЗА ПРИЧИНЕНИЕ ВРЕДА ЕЕ ВНЕШНОСТИ.

К АВАРИИ ПРИЧАСТЕН СЫН МИЛЛИОНЕРА.

Две недели спустя всех четверых вызвали к декану. Первым в кабинет вошел Уистер Скофилд, который в той поездке управлял автомобилем.

— Это ведь была не ваша машина, мистер Скофилд, — уточнил декан. — Это была машина мистера Кэвеноу, правильно я понимаю?

— Да, сэр.

— Как вы оказались за рулем?

— Девушки попросили. Чтобы им было спокойнее.

— Но перед этим вы тоже употребляли алкоголь, разве нет?

— Да, но в умеренных количествах.

— Скажите мне вот что, — продолжал декан. — Разве вы прежде не садились за руль в нетрезвом виде — выпив, возможно, даже больше, чем в тот вечер?

— Ну… может быть, раз-другой, но в аварию не попадал. А здесь, совершенно очевидно, положение было безвыходным…

— Допустим, — согласился декан, — но давайте рассмотрим эту ситуацию под другим углом: вы еще ни разу не попадали в аварию, хотя вам было бы по заслугам. А на сей раз попали, хотя этого не заслуживали. Мне не хочется, мистер Скофилд, чтобы, выйдя из этого кабинета, вы решили, будто с вами обошлись несправедливо — будь то сама жизнь, или университет, или я лично. Но газеты раздули из этого случая целую историю, и университет, к сожалению, не может допустить вашего нахождения в этих стенах.

Следующим в скульптурной группе был Говард Кэвеноу; декан сказал ему примерно то же самое.

— За вас мне особенно обидно, мистер Кэвеноу. Ваш отец оказывал ощутимую помощь университету, а я в течение всего хоккейного сезона получал удовольствие от вашей неизменно блестящей игры.

Выходя из кабинета декана, Говард Кэвеноу не смог сдержать слезы.

Поскольку Ирэн Дейли, лишившись своей красоты, лишилась и средств к существованию, ее иск был направлен против владельца и водителя автомобиля, тогда как двое других юношей отделались сравнительно легко. Красавчик Лебом явился к декану с загипсованной рукой, с закрывавшей пол-лица повязкой на своей аристократической голове — и был всего лишь отстранен от занятий до конца учебного года. Он беспечно выслушал вердикт и на прощанье улыбнулся декану так широко, как только позволяли бинты.

Самым сложным оказался последний случай. Джордж Уинфилд, который окончил школу позже других, успев приобщиться к труду и вследствие этого постичь ценность образования, при входе уставился в пол.

— Мне непонятна ваша роль в этой истории, — сказал ему декан. — Я лично знаком с вашим спонсором — мистером Барнсом. Он рассказывал, как вы ушли из школы, чтобы устроиться на работу, и как четыре года спустя снова сели за парту. По его мнению, вам присуще в высшей степени серьезное отношение к жизни. До недавних пор у вас и в Нью-Хейвене была хорошая репутация, но несколько месяцев назад я с удивлением заметил, что вы примкнули к разгульной компании молодых людей, которые сорят деньгами. Будучи взрослым человеком, вы не могли не понимать, что в материальном отношении они дадут вам куда меньше, нежели отнимут во всех других отношениях. Я вынужден исключить вас из университета с правом восстановления через год. Надеюсь, по возвращении вы оправдаете доверие мистера Барнса.

— О возвращении не может быть и речи, — сказал Уинфилд. — Как я буду смотреть в глаза мистеру Барнсу? И домой я тоже не поеду.

Когда в суде рассматривался иск Ирэн Дейли, все четверо дружно лгали, выгораживая Уистера Скофилда. Якобы они своими глазами видели, как мисс Дейли сама вывернула руль перед тем, как автомобиль врезался в бензоколонку. Но мисс Дейли, любимица бульварных газет, сидела тут же, демонстрируя изуродованное шрамами личико; а ее защитник предъявил суду письмо, в котором аннулировался последний контракт актрисы. Студенты имели бледный вид; во время перерыва они, по совету своего адвоката, решили согласиться на сорок тысяч долларов отступного. Выйдя из здания суда, Уистер Скофилд и Говард Кэвеноу оказались под прицелом десятков фотокамер, а на другой день проснулись отъявленными злодеями.