Дядюшкин сон - Федор Достоевский Страница 2

Все, что прочел теперь благосклонный читатель, было написаномною месяцев пять тому назад, единственно из умиления. Признаюсь заранее, янесколько пристрастен к Марье Александровне. Мне хотелось написать что-нибудьвроде похвального слова этой великолепной даме и изобразить все это в формеигривого письма к приятелю, по примеру писем, печатавшихся когда-то в староезолотое, но, слава богу, невозвратное время в «Северной пчеле» и в прочихповременных изданиях. Но так как у меня нет никакого приятеля и, кроме того, естьнекоторая врожденная литературная робость, то сочинение мое и осталось у меня встоле, в виде литературной пробы пера и в память мирного развлечения в часыдосуга и удовольствия. Прошло пять месяцев – и вдруг в Мордасове случилосьудивительное происшествие: рано утром в город въехал князь К. и остановился вдоме Марьи Александровны. Последствия этого приезда были неисчислимы. Князьпровел в Мордасове только три дня, но эти три дня оставили по себе роковые инеизгладимые воспоминания. Скажу более: князь произвел, в некотором смысле,переворот в нашем городе. Рассказ об этом перевороте, конечно, составляет однуиз многознаменательнейших страниц в мордасовских летописях. Эту-то страницу я ирешился наконец, после некоторых колебаний, обработать литературным образом ипредставить на суд многоуважаемой публики. Повесть моя заключает в себе полнуюи замечательную историю возвышения, славы и торжественного падения МарьиАлександровны и всего ее дома в Мордасове: тема достойная и соблазнительная дляписателя. Разумеется, прежде всего нужно объяснить: что удивительного в том,что в город въехал князь К. и остановился у Марьи Александровны, – а для этого,конечно, нужно сказать несколько слов и о самом князе К. Так я и сделаю. К томуже биография этого лица совершенно необходима и для всего дальнейшего ходанашего рассказа. Итак, приступаю.

Начну с того, что князь К. был еще не бог знает какойстарик, а между тем, смотря на него, невольно приходила мысль, что он сиюминуту развалится: до того он обветшал, или, лучше сказать, износился. ВМордасове об этом князе всегда рассказывались чрезвычайно странные вещи, самогофантастического содержания. Говорили даже, что старичок помешался. Всемказалось особенно странным, что помещик четырех тысяч душ, человек с известнымродством, который мог бы иметь, если б захотел, значительное влияние в губернии,живет в своем великолепном имении уединенно, совершенным затворником. Многиезнавали князя назад тому лет шесть или семь, во время его пребывания вМордасове, и уверяли, что он тогда терпеть не мог уединения и отнюдь не былпохож на затворника. Вот, однако же, все, что я мог узнать о нем достоверного.

Когда-то, в свои молодые годы, что, впрочем, было оченьдавно, князь блестящим образом вступил в жизнь, жуировал, волочился, несколькораз проживался за границей, пел романсы, каламбурил и никогда не отличалсяблестящими умственными способностями. Разумеется, он расстроил все своесостояние и, в старости, увидел себя вдруг почти без копейки. Кто-топосоветовал ему отправиться в его деревню, которую уже начали продавать спубличного торга. Он отправился и приехал в Мордасов, где и прожил ровно шестьмесяцев. Губернская жизнь ему чрезвычайно понравилась, и в эти шесть месяцев онухлопал все, что у него оставалось, до последних поскребков, продолжаяжуировать и заводя разные интимности с губернскими барынями. Человек он был ктому же добрейший, разумеется, не без некоторых особенных княжеских замашек,которые, впрочем, в Мордасове считались принадлежностию самого высшегообщества, а потому, вместо досады, производили даже эффект. Особенно дамы былив постоянном восторге от своего милого гостя. Сохранилось много любопытныхвоспоминаний. Рассказывали, между прочим, что князь проводил больше половиныдня за своим туалетом и, казалось, был весь составлен из каких-то кусочков.Никто не знал, когда и где он успел так рассыпаться. Он носил парик, усы,бакенбарды и даже эспаньолку – все, до последнего волоска, накладное ивеликолепного черного цвета; белился и румянился ежедневно. Уверяли, что онкак-то расправлял пружинками морщины на своем лице и что эти пружины были, каким-тоособенным образом, скрыты в его волосах. Уверяли еще, что он носит корсет,потому что лишился где-то ребра, неловко выскочив из окошка, во время одногосвоего любовного похождения, в Италии. Он хромал на левую ногу; утверждали, чтоэта нога поддельная, а что настоящую сломали ему, при каком-то другомпохождении, в Париже, зато приставили новую, какую-то особенную, пробочную.Впрочем, мало ли чего не расскажут? Но верно было, однакоже, то, что правыйглаз его был стеклянный, хотя и очень искусно подделанный. Зубы тоже были изкомпозиции. Целые дни он умывался разными патентованными водами, душился ипомадился. Помнят, однакоже, что князь тогда уже начинал приметно дряхлеть истановился невыносимо болтлив. Казалось, что карьера его оканчивалась. Все знали,что у него уже не было ни копейки. И вдруг в это время, совершенно неожиданно,одна из ближайших его родственниц, чрезвычайно ветхая старуха, проживавшаяпостоянно в Париже и от которой он никаким образом не мог ожидать наследства, –умерла, похоронив, ровно за месяц до своей смерти, своего законного наследника.Князь, совершенно неожиданно, сделался ее законным наследником. Четыре тысячидуш великолепнейшего имения, ровно в шестидесяти верстах от Мордасова,достались ему одному, безраздельно. Он немедленно собрался для окончания своихдел в Петербург. Провожая своего гостя, наши дамы дали ему великолепный обед,по подписке. Помнят, что князь был очаровательно весел на этом последнем обеде,каламбурил, смешил, рассказывал самые необыкновенные анекдоты, обещался какможно скорее приехать в Духаново (свое новоприобретенное имение) и давал слово,что по возвращении у него будут беспрерывные праздники, пикники, балы,фейерверки. Целый год после его отъезда дамы толковали об этих обещанныхпраздниках, ожидая своего милого старичка с ужасным нетерпением. В ожидании жесоставлялись даже поездки в Духаново, где был старинный барский дом и сад, свыстриженными из акаций львами, с насыпными курганами, с прудами, по которымходили лодки с деревянными турками, игравшими на свирелях, с беседками, спавильонами, с монплезирами и другими затеями.

Наконец князь воротился, но, к всеобщему удивлению иразочарованию, даже и не заехал в Мордасов, а поселился в своем Духановесовершенным затворником. Распространились странные слухи, и вообще с этой эпохиистория князя становится туманною и фантастическою. Во-первых, рассказывали,что в Петербурге ему не совсем удалось, что некоторые из его родственников,будущие наследники, хотели, по слабоумию князя, выхлопотать над ним какую-тоопеку, вероятно, из боязни, что он опять все промотает. Мало того: иныеприбавляли, что его хотели даже посадить в сумасшедший дом, но что какой-то изего родственников, один важный барин, будто бы за него заступился, доказав ясновсем прочим, что бедный князь, вполовину умерший и поддельный, вероятно, скорои весь умрет, и тогда имение достанется им и без сумасшедшего дома. Повторяюопять: мало ли чего не наскажут, особенно у нас в Мордасове? Все это, какрассказывали, ужасно испугало князя, до того, что он совершенно изменилсяхарактером и обратился в затворника. Некоторые из мордасовцев из любопытствапоехали к нему с поздравлениямии, но – или не были приняты, или принятычрезвычайно странным образом. Князь даже не узнавал своих прежних знакомых.Утверждали, что он и не хотел узнавать. Посетил его и губернатор.