Война и мир. Том 3-4 - Лев Толстой Страница 2

Человек сознательно живет для себя, но служитбессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей.Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени смиллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем вышестоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тембольше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность инеизбежность каждого его поступка.

«Сердце царево в руце божьей».

Царь — есть раб истории.

История, то есть бессознательная, общая, роевая жизньчеловечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием длясвоих целей.

Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда-нибудь,теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser lesang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как впоследнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал темнеизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как емуказалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, чтодолжно было совершиться.

Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать другдруга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этимсобытием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры занесоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войскв Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобыдостигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора квойне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностьюприготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения такихвыгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, идипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены сискренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той идругой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющеесовершиться событие, совпавших с ним.

Когда созрело яблоко и падает, — отчего оно падает? Оттоголи, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, чтосушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящемувнизу мальчику хочется съесть его?

Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, прикоторых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тотботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается итому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящийвнизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его ичто он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, чтоНаполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, чтоАлександр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, чтозавалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последнийработник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях такназываемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, также как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.

Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самихсебя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходомистории и определено предвечно.

29-го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл тринедели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и дажеодного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей иимператора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми онбыл не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у другихкоролей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обнявимператрицу Марию-Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченноюразлукой, которую она — эта Мария-Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря нато, что в Париже оставалась другая супруга, — казалось, не в силах былаперенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира иусердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писалписьмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь братмой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить иуважать его, — он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания,имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожнойкарете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, потракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячилюдей с трепетом и восторгом встречали его.

Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестернинесли его туда же. 10-го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, вприготовленной для него квартире, в имении польского графа.

На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал кНеману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польскиймундир и выехал на берег.

Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) ирасстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la villesainte, [Москва, священный город, ] столица того, подобного Скифскому,государства, куда ходил Александр Македонский, — Наполеон, неожиданно для всехи противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказалнаступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.

12-го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой вэтот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу навыплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по треммостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали егоглазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигурув сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l`Empereur! [Даздравствует император!] — и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всёвытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по треммостам переходили на ту сторону.