Тереза Батиста, уставшая воевать - Жоржи Амаду Страница 2

Могу заверить, мой друг: начало жизни Терезы Батисты было тяжёлым началом, горе, которое она познала девчонкой, не всякий познает в аду; без отца и матери, одна-одинёшенька на всём белом свете против Бога и против Дьявола, ведь к ней даже сам Бог не испытывал жалости. И поэтому Тереза прошла самый трудный, труднее не бывает, жизненный путь и, несмотря ни на что, осталась жива и здорова, говорю так потому, что так говорят другие. А если уважаемый друг сам во всём желает удостовериться, пусть сядет в поезд с Восточного вокзала, что едет в сторону сертана, и всё своими ушами услышит во всех подробностях.

Самым трудным для Терезы было научиться плакать, потому что родилась она для того, чтобы радостно жить и смеяться. А вот этого-то ей и не удавалось, но Тереза была упряма, упрямее осла. Плохое сравнение, друг, ведь у осла ничего нет, кроме упрямства, а у Терезы столько достоинств, так что если кто такое и сказал, то захотел обмануть или вовсе не знал Терезу Батисту. Тиранкой Тереза была только в любви, ведь она родилась для любви и в любви была требовательной. И почему её прозвали Тереза Ловкая Драчунья? Скорее всего потому, что в драке она была действительно ловкая, а по смелости, гордости и медовому сердцу не имела себе равных. В уличных скандалах и драках она никогда не принимала участия, но вот чего с детства не могла терпеть и не могла видеть — как мужчина бьёт женщину.

2

Объявленный дебют Терезы Батисты, который должен был состояться в кабаре «Весёлый Париж», что находится в здании «Ватикана» у пристани Аракажу — главного города штата Сержипе, и о котором раззвонили во все колокола, вынуждены были отложить на несколько дней не без ущерба для хозяина заведения Флориано Перейры, известного под кличкой Флориано Хвастун, уроженца Мараньяна, из-за необходимости изготовить зубной протез для звезды представления. Флори стойко, не жалуясь и никого попусту не обвиняя, как это с лёгкостью обычно делают в таких случаях, выдержал выпавшее на его долю испытание.

Дебют Сверкающей Звезды самбы — Хвастун был мастак на броские афиши — вызвал большой интерес в определённых кругах, уже наслышанных о Терезе Батисте, имя которой передавалось из уст в уста и на рынке, и в порту, и везде, где только можно. Привёз Терезу Батисту к Флори доктор Лулу Сантос, доктором его величал простой люд, в действительности же Лулу был известным во всём Сержипе народным защитником (адвокатом без диплома), прославившимся своими едкими эпиграммами и остроумными фразами, которые он пускал на заседаниях суда. Его поклонники всё услышанное ими остроумие приписывали только ему, одинаково сведущему как в гражданском праве, так и в кружке пива, за которой он каждый вечер в кафе или баре «Египет» веселил завсегдатаев, вышучивал самодовольных субъектов, отпускал солёные анекдоты, попыхивая своей любимой сигарой. В детстве Лулу Сантос переболел полиомиелитом и теперь передвигался только на костылях, что никак не влияло на его доброе расположение к людям. С Терезой Батистой его связывала давняя дружба, ведь это он несколько лет тому назад по просьбе и за счёт доктора Эмилиано Гедеса — хозяина завода и обширных земель в двух штатах, теперь уже умершего (и столь удивительно!) — ездил в Баию, чтобы добиться отмены начатого судебного процесса против тогда ещё несовершеннолетней Терезы Батисты. Теперь, конечно, это дело прошлое, да и не о нём толк, а о дружбе девушки и адвоката без диплома, который один стоит многих дипломированных бакалавров права с их покровителями, диссертациями, докторскими шапочками и прочая, и прочая.

В кабаре негде было упасть яблоку, шумно, празднично, оживлённо. «Полуночный джаз-банд» входил в раж, посетители пили пиво, коктейли, виски. В «Весёлом Париже» — как известно из проспектов, в изобилии распространяемых в городе, — «золотая молодёжь развлекается по умеренным ценам». За золотую молодёжь в Аракажу сходили торговцы и чиновники студенты и служащие, коммивояжёры, поэт Жозе Сарайва, молодой художник Женнер Аугусто, одни получившие образование, другие — нет, но перепробовавшие массу профессий, разного возраста, чья молодость в большинстве случаев перевалила за шестой десяток. Флори Хвастун, невысокий болтливый метис, из кожи лез, чтобы сделать первое появление Терезы на сцене «Весёлого Парижа» незабываемым событием. Впрочем, таковым оно и стало.

3

В день дебюта Терезе Батисте было не по себе, даже начался нервный тик, который она всеми силами пыталась скрыть. Сидя за стоящим в углу зала столиком, она ждала часа, когда должна была надеть костюм баиянки, чтобы выйти на сцену, и слушала Лулу Сантоса, который посвящал её в местные сплетни, рассказывая о каждом посетителе. Недавно появившаяся в Аракажу Тереза не знала никого из них, тогда как адвокат знал всех и вся.

Несмотря на царящий полумрак и задвинутый в угол столик, за которым сидела Тереза, красота её не осталась незамеченной. Лулу Сантос привлёк внимание Терезы к одному из столиков, за которым сидели двое бледных молодых людей — один болезненно бледный, бледность же другого была характерна для гринго с голубыми глазами, живущего в Сержипе, оба потягивали коктейль.

— Поэт не спускает глаз с тебя, Тереза.

— Какой поэт? Этот юнец?

Молодой человек с болезненно бледным лицом, положив на сердце руку, что должно было свидетельствовать о чувстве дружбы и преданности, встал и поднял бокал, приветствуя Терезу и адвоката. На что в ответ Лулу Сантос помахал рукой, держащей сигару.

— Жозе Сарайва — талант мирового масштаба, поэтище. К сожалению, жить ему осталось недолго.

— А что с ним?

— Чахотка.

— Почему он не лечится?

— Лечиться? Да он убивает себя, все ночи напролёт пьёт, это же богема! Известный в Сержипе прожигатель жизни.

— Больший, чем вы?

— Рядом с ним я паинька, пью своё пиво — и всё. Он же не знает меры. Похоже, хочет своей смерти.

— Плохо, когда человек хочет умереть.

Джаз, после того как музыканты пропустили по кружке пива, заиграл с новым воодушевлением. Поэт, оставив свой столик, подошёл к Лулу и Терезе.

— Лулу, дорогой, представь меня богине вечера.

— Моя подруга Тереза — поэт Жозе Сарайва.

Поэт поцеловал руку Терезе, он уже был навеселе, но глазах его читалась грусть, столь не соответствующая его развязным манерам и необдуманным поступкам.

— Зачем столько красоты сразу? Даже если поделить на троих, вы всё равно в убытке не останетесь. Давайте потанцуем, моя богиня?

Двигаясь к танцевальной площадке, поэт Сарайва остановился у своего столика, чтобы допить коктейль и представить Терезу приятелю.

— Полюбуйся, художник, совершенной моделью, достойной кисти Рафаэля и Тициана.

Художник Женнер Аугусто — именно он сидел за столиком — внимательно посмотрел на Терезу, чтобы никогда её не забыть. Тереза мягко улыбнулась, но безразлично, ведь сердце её закрыто, пусто, ему безразличны и восхищённые, и похотливые взгляды, теперь она была спокойна и почти владела собой.

Танцуя, Тереза и поэт оставили столик. На влажном лбу молодого человека выступили капельки пота, хотя в его объятиях была самая лёгкая, самая воздушная и музыкальная партнёрша. Музыке её научили птицы, а танцам — доктор. Танцует она превосходно и делает это с наслаждением, забывая обо всём на свете: в такт музыке идёт с закрытыми глазами.