Новый год в октябре - Андрей Молчанов Страница 2

В дверь постучали, и вошел начальник гаража.

— А вот и Зиновий, — молвил Прошин устало. — Садись, дружище, поговорим о безотрадных делах наших. Как у тебя-то, кстати?

— Да… все путем. — Пожилой механик, одетый в телогрейку и кирзовые сапоги, чувствовал себя скованно, отражаясь в полированной мебели и зеркалах.

— A y меня проблемка. — Прошин обнял его за плечи. — Тюкнулся с дуру на машинке. Крыло и фонарь. О, чуть не забыл! — Он порылся в ящиках стола и извлек запыленную бутылку виски. — Держи. Доставлено из Древней Индии. Жидкость вполне приемлемая.

— Значит, фонарь… — Зиновий поскреб подбородок коричневым ногтем. — Но за сегодня я ее навряд ли… И без того ЗИЛ на яме, потом автобус — глушитель пробило… Кручусь как кардан. До завтра потерпите? Ее ж и шприцануть надо, и масло, небось, чернота…

— Проклятая машина, — согласился Прошин нетерпеливо.

— Клапана посмотрю, — рассуждал Зиновий, — сцепленьице… Я, сами знаете, люблю, чтоб капитально, чтоб без вопросов…

— За что бесконечно тебя уважаю, — заметил Прошин, прикрывая за ним дверь. — Святой человек! — повернулся он к Сергею. — И, кроме того, наглядное подтверждение моей правоты. Будь я клерк из отдела, послал бы меня друг Зиновий… в автосервис. И кувыркался я бы там в очередях и платил бы за каждую гайку…

— Телефон звонит, — хмуро сказал Глинский.

— Але?

— Алексей Вячеславович? Прибыли? С добрым, рабочим утром! — В голосе Лукьянова сквозила ирония. — Сережа у вас? Рассказал о работе? Замечательный проект, не правда ли? Именно: впечатляющий и ошеломляющий. Более того. По этому поводу вам через час надлежит быть в институте онкологии.

— Данную миссию, — Прошин скрипнут зубами, — я поручаю вам!

— С радостью! Но там нужны именно вы — руководитель! Машина уже внизу. В вестибюле клиники вас встретит Соловьев Игорь Александрович. Желаю…

Прошин бросил трубку.

— Еду, — сказал он Сергею. — В клинику. Надоели вы мне все… И день сегодня… как тюремная песня: тоска. Ладно. Вечером встретимся. Потолкуем. Подъезжай этак часиков в восемь…

— Вечером не могу.

— Это почему? Свидание?

— Вроде того.

— Что-то ты мне не нравишься, милый! — Прошин стукнул по столу костяшкой пальца. — Свидание придется отменить. Или — провести его в рабочем порядке. Все. Я ушел.

«Все паршиво, — думал он, спускаясь к машине. — С Сергеем что-то не то, Лукьянов клыки показывает… И опять осень, опять надо вертеться, куда-то мчаться, что-то говорить…»

Небо Индии, океан, истомленные зноем Мадрас и Дели мелькнули в памяти и сгинули, будто и не было всего этого в помине. Впереди стояла стена удручающе однообразных будней. Но где-то в ней неразличимо таилась волшебная дверка к безмятежной дали, где можно отдохнуть на каникулах от этой ненавистной работы и суеты. И он не страшился будней, даже любил их: будни дарили ему Игру, и преодоление их означало выигрыш; но не благосклонную улыбку Фортуны — случайную и лживую, в выигрыш в Игре, продуманной и сложной, победу, в которой наслаждение, смысл!

— Ну, поехали, — усаживаясь, сказал он шоферу. — Только не гони. Скользко сегодня.

— Чего?

— А? Да это я так, себе.

Соловьева — сутулого, с чахлой бородкой и курчавыми волосами, выбивающимися из-под колпака, Прошин безошибочно выбрал из толпы белых халатов в вестибюле по тому ожиданию, что было в лице врача, и вскоре они шагали вниз, под землю, в отделение радиологии. Здесь, в ровном тусклом свете, неизвестно куда простирались выложенные желтой щербатой плиткой бесконечный коридоры с устрашающе низкими потолками; трубы, поблескивающие смоляной краской, тянулись вдоль стен, нависали над головой; здесь было прямо-таки царство всяческих труб, и, может, оттого Прошину чудилось, что где-то вдалеке нудно капает вода, но, прислушавшись, он отгадал в этом мерном звуке эхо собственных шагов.

В одном из закутков лабиринта располагался кабинет Соловьева: обшарпанный стол, заваленный раскрытыми книгами, два железных паукообразных стула с пластмассовыми сиденьями; в углу — застекленный шкафчик, где на единственной пыльной полке покоилась колючая океанская раковина, чьи розовые перламутровые створки, словно окаменевшие губы, выпятились в обиженном недоумении на свое теперешнее пребывание в этих апартаментах.

— Общую идею вам объяснили? — Соловьев достал сигареты. — Изотопы. Ну и анализатор. Система в форме множества датчиков, скомпонованных на двух пересекающихся под прямым углом плоскостях. Из датчиков сигналы поступают в приемник, где на фоне шума здоровых клеток выделяется пик «ракового» сигнала от клеток больных. — Он прикурил. — Вообще-то аппаратура такого рода у нас есть. Но прибор избирателен, погрешность его огромна, да и с изотопами — горе… Раньше применяли радиоактивный фосфор. Теоретически его концентрация в больных клетках большая, чем в здоровых, но подчас происходит обратное, и даже с накожными опухолями диагностика никудышная. Кадмий лучше. Но мы сделаем ставку на галлий. Металл редкий…

— Достанем. — Прошин покосился на дверь. Что-то тяготило его. — Простите. — Он попытался овладеть инициативой. — Предположим, машина сделана. Мы узнали, где пораженные участки, удалили их. Но ведь останутся отдельные больные клетки…

— Несомненно! — Соловьев затряс головой. — И возможность рецидива не исключена. Но учтите и то, что после ликвидации крупных очагов организм способен самостоятельно справиться с остатками болезни. Тут ему помогут лекарства, химиотерапия…

— О, — сказал Прошин. — В чем и дело. Это подход к проблеме. А хитрым приборам место в разряде подспорья, потому как основную задачу онкологии — вернуть клетку в здоровое состояние или безболезненно уничтожить ее — я правильно представляю ваш идеал? — они не решат. Вывод: надо искать лекарство, а не уповать на транзисторы. Кстати, как мы оформим наши отношения?

— Договор… о научном содружестве, что ли? — Соловьев бессмысленно заламывал палец за палец. — По-моему, так. Временно мы не оплачиваем ваши труды. Нет фондов. Но как только их выделят… Минуту, — он потянулся к грязно-белому телефону. — Я все разузнаю…

— Не утруждайтесь, — сказал Прошин, мучимый желанием скорее выбраться из этих стен. — С официозами я разберусь сам. Научен, умею. Лучше подскажите, где мне найти Татьяну Русинову.

— Таню? Вы знакомы?

— Это жена моего школьного приятеля…

— Серьезно? Надо же, как… бывает. Отделение общей онкологии, третий этаж. Только наденьте халат и колпак. Впрочем, я провожу…

— Не надо. — Прошин брезгливо принял протянутую ему экипировку. — А все же, — заметил он, застегивая халат, — природа мудра. Болезни отсеивают слабых, совершенствуя будущие поколения.

— Видите ли… — донесся ответ, — у меня от рака умерла мать. Мне… вдаваться в дальнейшие пояснения?

— Простите, — смутился Прошин, — я имел в виду чисто философскую…