Цветы для миссис Харрис - Пол Галлико Страница 23

— Не то чтобы болен, — ответила миссис Харрис. — Мадам Кольбер, разумеется, сама об этом никому не расскажет, но мне-то она, конечно, сказала. Если женщина похоронила мужа, как я, она многое понимает. Вот представьте, он двадцать пять лет работал на одном месте, а…

— Кто, ваш муж?

— Да нет же, муж мадам Кольбер. Он — мозг своей конторы. Но как только он должен идти на повышение, они отдают новое место не ему, а какому-нибудь графу или сыночку богача — и теперь его сердце совсем разбито, и сердце мадам Кольбер тоже.

Маркиз ощутил как бы легкую щекотку в затылке — он, кажется, припоминал что-то. А миссис Харрис продолжала, причем в её голосе прозвучали нотки, напомнившие интонации мадам Кольбер:

— Как раз сейчас там опять вакансия, но никто не хочет ему помочь. Мадам Кольбер выплакала все глаза…

Почти мальчишеская улыбка раздвинула сжатые губы маркиза.

— Скажите, а мужа мадам Кольбер зовут случайно не Жюль?

Миссис Харрис в изумлении уставилась на него, словно бы перед ней сидел волшебник.

— Надо же! — воскликнула она. — Откуда вы узнали? Точно, его звать Жюль — вы что, его знаете? Мадам Кольбер говорит, что в одном его мизинце больше мозгов, чем у всех прочих в его конторе — в этих их штанах с лампасами.

Маркиз, подавив смешок, ответил:

— Что ж, возможно, мадам Кольбер и права. Во всяком случае, трудно сомневаться в разуме человека, женившегося на такой женщине.

Он немного подумал, а затем достал из внутреннего кармана визитницу, из неё извлек превосходно исполненную гравированную карточку и написал что-то на обороте старомодной перьевой авторучкой. Помахав карточкой, чтобы высохли чернила, он вручил её миссис Харрис.

— Прошу вас, при встрече передайте вот это мадам Кольбер.

Миссис Харрис рассмотрела карточку со вполне беззастенчивым интересом. Изящно напечатанный текст выглядел так:

Le Marquis

Hipolite de Chassagne,

Conseiller Extraordenaire

au Ministere des Affaires Etrangeres,

Quai d’Orsay (*)

Это для неё ничего не значило, кроме того, что её новый знакомый — аристократ с пышным титулом. Она перевернула карточку, но записка тоже была написана по-французски, а для миссис Харрис это было всё равно что по-гречески или по-китайски.

— Договорились, — сказала она. — У меня, правда, память что решето, но я передам.

Тут куранты на соборе пробили одиннадцать.

— Господи! — воскликнула она, — я не следила за временем — я опоздаю на примерку!

Она подскочила и, крикнув на прощанье:

— Прощайте, голубчик — и не забудьте класть пенсовик в вазу с цветами! — была такова. Маркиз же остался сидеть на лавочке. Он глядел вслед миссис Харрис. На его лице читалось глубокое восхищение.

Мадам Кольбер забежала в примерочную кабинку — посмотреть, как и что, дала швеям и гладильщицам пару советов. Вдруг миссис Харрис охнула.

— Господи! Чуть не забыла. Он же велел передать это вам… — Она порылась в своей ветхой сумочке, выудила наконец карточку и вручила её мадам Кольбер.

Та покраснела, затем побелела, как мел, читая карточку и записку на обороте. Её пальцы слегка задрожали.

— Откуда это у вас?.. — прошептала она. — Кто вам это дал?..

Миссис Харрис приняла озабоченный вид.

— Да пожилой джентльмен. Вот тот, что сидел возле меня на этой вашей коллекции. У него ещё была такая красненькая штучка в петлице. Я его встретила на Цветочном рынке и немного с ним поболтала. А что? Надеюсь, там ничего плохого?

— О, нет, нет, нет… — прошептала мадам Кольбер. Её голос дрожал, она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Внезапно она бросилась к миссис Харрис, заключила её в объятия и крепко прижала к себе на минуту.

— Ах, чудесная, чудесная женщина! — воскликнула она и выбежала из кабинки. Забежав в соседнюю, пустую, она задернула штору, закрыла лицо руками и, не стесняясь, разрыдалась от неожиданной радости. Потому что записка на обороте карточки гласила:

«Пожалуйста, попросите своего супруга зайти ко мне завтра. Возможно, я сумею помочь ему.

Шассань.»

На последнюю ночь удивительного пребывания миссис Харрис в Париже мсье Фовель приготовил для неё и Наташи ужин в знаменитом ресторане «Пре Каталан», что в Булонском лесу. Здесь, в самом, вероятно, романтическом месте в мире, на открытом воздухе, под раскидистыми ветвями стошестидесятилетнего дерева, в свете гирлянд разноцветных фонариков, мерцающих в листве, под чудесную веселую музыку, они должны были пировать, наслаждаясь изысканнейшими блюдами и тонкими винами — всем лучшим, что смог выбрать мсье Фовель.

Но как ни странно, вечер, задуманный как радость и удовольствие для всех троих, начался довольно печально.

Мсье Фовель был великолепен и выглядел очень торжественно в вечернем костюме, с ленточкой военной медали на лацкане. Наташа тоже никогда ещё не была столь очаровательна, как теперь, в вечернем платье — розовом с серым и чёрным, открывавшем восхитительную шею и нежную спину. Ну, а миссис Харрис пришла в обычном своем платье — правда, ради такого случая надела новую кружевную блузку, купленную из оставшихся у неё от покупки «Искушения» долларов. Её грусть лишь слегка оттеняла наслаждение от места и окружения, а главное, от предвкушения завтрашнего события. Эта грусть была следствием лишь того, что все хорошее когда-нибудь кончается, и что ей придется уже завтра расстаться с этими людьми, которых за короткое время она успела полюбить.

А вот мсье Фовель и мадемуазель Птипьер чувствовали себя глубоко несчастными. Оба думали о том, что с отъездом миссис Харрис кончится и удивительная идиллия, которая на целую неделю свела их вместе.

____________

(*) Эпатан! — Поразительно! (фр.)

*На визитной карточке написано: «Маркиз Ипполит де Шассань, Чрезвычайный советник Министерства внешних сношений, Кэ д'Орсэ».

Наташа, конечно, не в первый раз была в «Пре Каталан». Богатые поклонники часто приводили её сюда; они обнимали её на танцплощадке, а за едой говорили о себе. Они все ничего для неё не значили. Она хотела бы танцевать с одним лишь человеком, лишь в его объятиях хотела бы быть — и этот человек сейчас сидит с самым несчастным видом напротив и ничего такого ей не предлагает.

Обычно молодые люди, в какой бы стране они не жили, без труда обмениваются знаками, сигналами, находят общий язык, а затем и друг друга; однако во Франции, будь они даже выходцами из одного сословия, между ними могут возникнуть классовые препятствия. Да, была ночь, огни, звезды, музыка — но мсье Фовель и мадемуазель Птипьер были сейчас в опасности потерять друг друга.