Сигнал к капитуляции - Франсуаза Саган Страница 24

Артюр Рембо

Люсиль ждала автобуса на площади Альма. Она нервничала. Ноябрь выдался на редкость холодным и дождливым. Под навес на остановке набралась целая толпа озябших, угрюмых, раздраженных людей. Люсиль предпочла остаться под дождем. Мокрые волосы липли к лицу. Она забыла сразу купить посадочный талон, и какая-то женщина злорадно усмехнулась, заметив, как минут через шесть Люсиль наконец спохватилась. Вот когда Люсиль пожалела, что осталась без машины. Она представила, как тяжелые капли разбиваются о капот, как на мокром асфальте машину чуть заносит на поворотах. И подумала, что если в деньгах и есть что хорошее, то это возможность избежать вот такого кошмара: очередей, толкотни, нервов. Она возвращалась из кинозала дворца Шайо. Антуан очень советовал, почти приказал, посмотреть очередной шедевр Пабста. Фильм действительно оказался шедевром. Но Люсили пришлось полчаса отстоять за билетами в толпе шумливых и непочтительных студентов. И ей подумалось, что приятней было бы остаться дома и спокойно дочитать завлекательный роман Сименона. Уже полседьмого. Она вернется позже Антуана. Может, это послужит ему уроком. А то у него появилась навязчивая идея вытаскивать ее из дому, вовлекать во внешнюю жизнь. Он утверждает, что после трех лет бурной светской жизни ненормально, даже дико замкнуться в четырех стенах, избегать людей. А она не могла ему объяснить. Нельзя же признаться, что, познав другую жизнь, слишком трудно вновь привыкать к пустому карману, к очередям, к талонам на автобус. Теряешь вкус даже к прогулкам по Парижу, самому прекрасному городу на свете. Такой разговор был бы унизителен для обоих. Когда ей было двадцать, она жила в бедности, но не хотела к этому возвращаться в тридцать.

Автобус наконец подошел. В него залезли счастливые обладатели первых номеров. Ее очередь еще далеко. Оставшиеся понуро побрели обратно к своей стеклянной конуре. Почти животная тоска охватила Люсиль. Если повезет, через полчаса она сядет. От остановки до дома еще пешком метров триста. Все равно придется тащиться под дождем. Она вернется усталая, растрепанная, некрасивая. Антуан примется расспрашивать про фильм, а ей бы хотелось сказать ему про сутолоку, про автобусы, про то, как убивает ее адский ритм жизни людей, вынужденных работать. Но говорить об этом нельзя, Антуан расстроится. Следующий автобус проехал мимо, даже не замедлив хода. Люсиль решила пойти пешком. К очереди подошла и остановилась рядом пожилая женщина. Повинуясь внезапному порыву, Люсиль протянула ей свой талон:

– Возьмите, я, пожалуй, пройдусь.

Ей показалось, что женщина посмотрела на нее вопросительно, почти враждебно. Может, решила, что Люсиль сделала это из жалости. Бог знает, что она подумала. Люди так недоверчивы. Они с головой ушли в свои заботы и неприятности. Мозги у них запудрены глупыми телепередачами, идиотскими газетными статьями. Они забыли, что бывают просто бескорыстные поступки.

– Мне тут недалеко. Да и ждать нет времени. А дождь, похоже, стихает, правда? – извиняющимся, почти умоляющим тоном добавила Люсиль.

На самом деле дождь как раз припустил. Люсиль подумала: «Какая разница, что она мне ответит? Не хочет брать талон – выброшу. Охота ей лишних полчаса мокнуть, ей же хуже». Люсиль сама себе удивлялась: «Что со мной? Почему было не сделать как все – просто бросить талон? Что за мания всем нравиться? О каком добросердечии может идти речь на площади Альма, да еще в этот час? С чего я вбила в башку, будто все должны меня любить? Братские отношения, благородные порывы – все это подходит богатым, в уютном баре за стаканчиком виски, или во время революции». Но в глубине души Люсили хотелось поверить в обратное. Женщина протянула руку и взяла талон.

– Вы очень любезны, – сказала она и улыбнулась. Люсиль ответила ей неуверенной улыбкой и пошла. Она шла по набережным, через площадь Согласия, по рю де Лилль, вспоминая, как однажды проделала этот же путь в день знакомства с Антуаном. Тогда было начало весны. Было тепло. Они отправились пешком, потому что им так хотелось. Сейчас она бы с удовольствием поехала на такси. «Хватит ворчать, – одернула себя Люсиль. – Что мы делаем нынче вечером?» Ах да, они приглашены к журналисту Люке Сольдеру. Это приятель Антуана. Он весь какой-то дерганый, болтливый и способен часами рассуждать на отвлеченные темы. Общение с ним забавляло Антуана. Может, оно забавляло бы и Люсиль, если б не жена Люки. Погрязшая в домашних заботах, она всякий раз пыталась развлечь Люсиль разговорами о безденежье и женских болезнях. К тому же Николь одержима манией экономии, так что стряпня ее малосъедобна. «Вот бы поужинать в „Реле-Плацца“, – пробормотала Люсиль на ходу. – У стойки я выпила бы с барменом холодный дайкири, а потом заказала бы гамбургер и салат. Вместо жидкого супа, мерзкого рагу, засохшего сыра и вялых фруктов. Неужели только богачи могут позволить себе изысканную простоту?» Она тешила себя этой картинкой: полупустой бар «Плацца», на стойке, как всегда, гладиолусы в вазах, приветливое лицо метрдотеля. Она одна за столиком, листает газету, рассеянно поглядывая на американок в норковых манто. Люсиль спохватилась, что в этих мечтах нет места Антуану, и у нее защемило сердце. Уже давно ей не случалось ужинать без него, но она почувствовала себя виноватой, как если б все было на самом деле. Она ускорила шаг, почти бегом поднялась по лестнице. Антуан валялся на кровати с «Монд» в руках. Видно, это ее судьба – мужчины, читающие «Монд». Антуан встал, она приникла к нему. Он был большой и теплый, от него пахло табачным дымом. Никогда, никогда ей не надоест его длинное худое тело, светлые глаза, большие ладони, ласкающие сейчас ее волосы. Он принялся рассуждать о глупых женщинах, разгуливающих под дождем.

– Как тебе фильм? – наконец поинтересовался он.

– Замечательно.

– Прав я был, что тебя туда отправил?

– Прав.

Люсиль в этот момент была в ванной, вытирала мокрые волосы. Произнося «прав», она посмотрела на себя в зеркало. По лицу блуждала незнакомая прежде улыбка. Секунду Люсиль изучающе ее разглядывала, потом провела по зеркалу полотенцем, словно пытаясь стереть нежелательную сообщницу.

По вечерам, около половины седьмого, они встречались в маленьком баре на рю де Лилль. Поджидая Антуана, Люсиль болтала с гарсоном по имени Этьен. Он был смазлив и ужасно разговорчив. Антуан подозревал, что он питает к Люсили далеко не братские чувства. Помимо того, Этьен считал себя знатоком лошадей. Следуя его наставлениям, Люсиль несколько раз играла на скачках. Результат оказался самый что ни на есть плачевный. Так что подозрительность, с какой Антуан обычно на них поглядывал, объяснялась не только ревностью, но и опасениями финансового краха. У Люсили было прекрасное настроение. Накануне они заснули очень поздно. Всю ночь они строили планы на будущее – туманные, но далеко идущие. Сейчас она уже не могла припомнить, что они там решили, но твердо знала, что осуществление вышеназванных прожектов даст им возможность поехать на отдых к морю или в Африку или снять на лето домик под Парижем. Этьен с пылающим взором расписывал ей некоего Амбруаза Второго (ставка один к десяти), который завтра же, вне сомнений, выиграет скачки в Сен-Клу. Последняя тысячефранковая бумажка, сиротливо покоившаяся в кармане Люсили, уже готова была вот-вот перекочевать к Этьену. Но тут появился Антуан. Вид у него был радостно-возбужденный. Поцеловав Люсиль, он заказал два виски. Учитывая, что было двадцать шестое число, это могло означать лишь одно: случилось нечто из ряда вон выходящее.