Рассказы о Бааль-Шем-Тове - Шмуэль Агнон Страница 24

На исходе субботы пришел рабби Зеэв к Бешту в комнату и спросил его: «Не скажет ли нам учитель, какова природа смеха, что накануне одолел учителя нашего?» Сказал ему Бешт: «Я покажу вам, над чем и почему я смеялся». Тотчас велел служке своему запрячь лошадей, потому что так было заведено у Бешта: на исходе субботы уезжать из города. Запряг служка лошадей, а Бешт велел всем ученикам, что были с ним, взять с собой будничную одежду и ехать с ним. Забрались все в его повозку и поехали. Ехали всю ночь и не знали, куда едут. Поутру приехали в один большой город, Козниц его название. Остановился Бешт у городского старосты. Когда же прошел слух, что Бешт прибыл в город, весь город содрогнулся. После молитвы велел Бешт позвать к себе реб Шабтая-переплетчика. Сказал староста Бешту: «Что вам до этого старика? Он, конечно, человек честный, но очень простой – совсем не знает Тору». Сказал ему Бешт: «Все равно я желаю его видеть».

Послали за тем, и он пришел. Сказал ему Бешт: «Позови и жену свою». Позвали ее, и пришла. Сказал Бешт реб Шабтаю: «Расскажи нам, что ты делал в прошедший вечер субботы. Да сказывай правду, ничего не упуская». Сказал реб Шабтай: «Ничего не упущу и не скрою от господина моего, а, если я согрешил, господин укажет мне путь покаяния. Я зарабатываю на жизнь переплетным делом, и пока были у меня силы, зарабатывал довольно, так что даже был чуток богач, и был у меня такой обычай – с полудня четверга жена моя покупала все, что потребно для субботы: муку, и мясо, и рыбу, и свечи, и все остальное, что потребно для субботы, в канун же субботы в десять часов утра я откладывал свою работу и больше уже ничего не делал, а шел в синагогу читать Шир ѓа-ширим и все прочее, что принято читать пред субботой, и оставался там до конца вечерней молитвы. Так я обычно делал в молодости. Теперь, когда я состарился, перевернулось колесо [жизни], и нет у меня больше сил зарабатывать своим ремеслом, посему и живу я в скудости и нет у меня средств, чтоб приготовить в четверг все, что потребно для субботы, но заповедь эту – в канун субботы идти в синагогу в десять утра – я не оставляю; что бы ни случилось, я свое делаю. И вот, в канун прошлой святой субботы пробило десять, и не было у меня ни единого гроша на то, что потребно для субботы, также и муку я не приготовил накануне. И когда я увидел, что нет и намека на заработок – а я отроду не обращался к людям, и теперь не желал брать подаяние или обивать пороги, – тогда я решил, что лучше уж мне в субботу поститься, нежели искать подаяния из рук человеческих. Но опасался я, что моя старуха не удержится и возьмет у соседок свечу или халу, рыбу или мясо, посему я попросил ее, чтобы ничего не брала ни у кого, даже если станут умолять ее, потому как Израиль – народ святых, и, когда увидят, что не праздную я субботу, станут умолять ее взять у них [что-нибудь]. И она обещала мне, я же не отходил от нее, пока она не подала мне руку [в знак того], что не возьмет [ничего]. И пошел я натощак в синагогу. По дороге сказал я жене: “Если я выйду из синагоги вместе со всеми, начнут ведь спрашивать меня: “Отчего в доме твоем не горит свеча?” – потому я замешкаюсь, пока все не выйдут, потом уже и сам пойду, а затем мы с любовью примем то, что суждено нам от Неба”. Жена же моя прибрала в доме и поискала повсюду, не завалялось ли чего, на что можно купить потребное для субботы. Нашла старые рукавицы, которые пропали у нее несколько лет назад. А на рукавицах серебряные пуговки и золотые цветочки, как встарь принято было делать одежду. Пошла к ювелиру, и продала пуговки и цветочки, и так выручила на потребное для субботы с избытком, на халу, и на мясо, и на рыбу, да еще и на воскресенье у нее осталось. А как она знала, что я задержусь в синагоге, то купила две большие свечи, чтобы зажечь их к приходу субботы. Вечером в субботу, когда весь народ вышел из синагоги, вышел [вслед] и я. Издали увидел зажженную дома свечу. Сказал себе: “Вот ведь, не нашла моя старуха в себе сил удержаться от людского подаяния”. Пришел домой и увидел накрытый стол с халой, и рыбой, и вином для кидуша. Сказал себе: “Если начну ее корить, нарушу субботний покой”. Сдержался я, спел Шалом алейхем, сказал кидуш над вином и отведал рыбы. Потом сказал ей помягче: “Видно, не можешь ты принимать плохое”. Она же, не дослушав, сказала мне: “Помнишь ли ты рукавицы – серебряны пуговки, золоты цветочки, – что пропали у меня несколько лет назад?” Сказал ей: “Помню”. Сказала мне: “Когда я прибирала в дому, нашла я их. А на деньги, которые дал за них ювелир, купила все потребное для субботы”. Когда я услышал это, слезы радости навернулись на мои глаза, и весьма возблагодарил я Господа благословенного за то, что послал Он мне на субботний день, и не мог сдержаться, и взял старуху мою за руку, и пошел с ней в пляс, и плясал добрый час от великой радости, и потом еще [плясал], после подливы, и еще, после репы. Так я плясал с моей старухой три раза в тот вечер, ибо не мог удержать в себе всю ту радость, которой удостоил меня Господь благословенный, позволив мне насладиться субботой по-царски: с мясом, и рыбой, и всеми кушаньями – даром Пресвятого, да будет благословен Он, а не людским подаянием. А теперь, если согрешил я тем, что плясал со своей женой в субботу, вот, я прошу у учителя нашего указать мне путь покаяния и сделаю по приговору, что вынесет он мне, ибо Господь благословенный знает правду: намеревался я лишь возблагодарить Господа за милости, что Он оказал мне».

Тогда сказал Бешт ученикам своим: «Верьте мне – все Высшее собрание веселилось и плясало с ним, а потому и я смеялся». Затем сказал Бешт жене реб Шабтая: «Что попросишь ты для себя: провести остаток своих дней в богатстве и почете или родить сына?» – ибо реб Шабтай с женой были бездетны. Ответила жена и сказала: «Сколько мне осталось? Пять лет, ну от силы десять, – ибо было ей около семидесяти лет, и реб Шабтаю примерно так же. – Лучше пусть пройдет остаток моих дней подле славного сына». Сказал ей Бешт: «Если так, вот для тебя добрая весть: в будущем году в это время ты родишь сына, и нареки его Исраэль, как зовут меня. И если дашь мне знать, прибуду к нему на обрезание* и буду восприемником» [115].

И на следующий год родился у нее сын, и это – Магид из Козниц, автор книги Аводат Исраэль, а великую меру праведности его, и кротости, и святости, и многих добрых дел кто сумеет в слова облечь?

(Говорили о нем, о Магиде из Козниц, что все дни жизни своей он был донельзя слаб, понеже родился, когда отец и мать его были весьма стары и по природе вещей не могли бы уже родить, так что всегда он надевал фуфайку заячьего меха прямо на голое тело и все дни лежал в постели, как больной, по слабости членов своих. Но в час молитвы подпрыгивал, и приплясывал, и выкидывал коленца, и ревел в полный голос, и силен был, как двадцатилетний. А многие чудеса, что творил он на глазах у всех, и великая мера святости его явлены и известны всему Израилю. Заслуги его да послужат защитой нам и всему Израилю, и да даруют нам здоровых детей, и пропитание, и всяческие благословения, и благотворное влияние, и да приведут Машиаха, оправдание наше, вскорости, в наши дни, амен!)