Сигнал к капитуляции - Франсуаза Саган Страница 28

– Ты уверена, что не хочешь ребенка?

– Я хочу только тебя. – Она не стала говорить о материальных проблемах, боясь его унизить. Гладя ее по волосам, он думал, что, захоти она ребенка, он полюбил бы его. Но она неуловима, как вольный ветер. Да ведь за это он ее и любит. Как же ее упрекать. Он сделал последнюю попытку:

– Мы поженимся, переедем на новую квартиру.

– Ну куда мы переедем?! – вырвалось у нее. Она тут же спохватилась: – Ребенок – это так хлопотно. Я буду уставать, стану злой, некрасивой…

– Но все ведь как-то справляются…

– Мы не все, – сказала Люсиль и отвернулась. Это означало: «Другие не одержимы такой всепоглощающей жаждой счастья, как мы». Он промолчал. Вечером они много выпили. Завтра он постарается раздобыть врача.

Презрительное выражение, похоже, никогда не сходило с плоской, некрасивой физиономии лекаря-недоучки. Не совсем ясно было, относится ли оно к нему самому или к женщинам, которым он помогает «избавиться от неприятности». Он занимался этим уже два года и ценил свои услуги недорого – восемьдесят тысяч франков. Но оперировал на дому у клиенток и без анестезии. Случись осложнение, обращаться не к нему. Прийти он должен был завтра вечером. Одна мысль, что снова придется увидеть эту мерзкую морду, вызывала у Люсили содрогание. Антуан выбил в издательстве аванс на сорок тысяч. К счастью, он не видел этого пресловутого эскулапа. По непонятным соображениям, может, просто из осторожности, тот отказывался встречаться с «кавалерами». У Люсили был еще адрес врача в Швейцарии, под Лозанной. Но у того операция стоила двести тысяч плюс дорога. Это совершенно нереально, она даже не стала говорить Антуану. Это – для избранных. Клиника, медсестры, обезболивание – все это не для нее. Она пойдет под нож к мяснику, авось как-нибудь выкарабкается. Вряд ли после такого скоро придешь в себя. Никогда прежде Люсили не приходилось жалеть о сделанных глупостях, сейчас же она с горечью вспоминала жемчужное колье. Ей суждено умереть от заражения крови, как фолкнеровской героине. Антуана же посадят в тюрьму. Люсиль металась по комнате, точно загнанный зверь. Встречаясь в зеркале со своим отражением, она представляла себя подурневшей, изнуренной, навеки лишившейся здоровья, такого необходимого, чтобы быть счастливой. Эта мысль приводила ее в исступление. В четыре она позвонила Антуану. Он ответил усталым и озабоченным тоном, и ей расхотелось говорить с ним о своих переживаниях. Хотя в этот момент, попроси он оставить ребенка, она б согласилась. Но он показался ей далеким, отчужденным, бессильным. А ей так хотелось спрятаться к кому-нибудь под крыло. У нее не было ни одной знакомой, с кем можно было бы поделиться, расспросить о подробностях предстоящей операции. Пожалуй, единственной близкой ей женщиной была Полина. Подумав о ней, Люсиль автоматически вспомнила Шарля. До сих пор она гнала из памяти это имя, как угрызение совести, как нечто обидное для Антуана. Она сразу поняла, что именно к Шарлю она обратится за помощью и ничто ее не остановит. Шарль – единственный человек, способный рассеять этот кошмар.

Люсиль набрала его рабочий телефон, поздоровалась с секретаршей. Шарль оказался на месте. Услышав его голос, Люсиль испытала странное чувство и не сразу обрела дар речи.

– Шарль, мне надо с вами увидеться. У меня неприятности, – сказала она, овладев собой.

– Через час за вами заедет машина, – спокойно ответил Шарль. – Вам это удобно?

– Да. До свидания.

Секунду она ждала, что он повесит трубку. Потом вспомнила его непогрешимую вежливость и сделала это сама. Она быстро оделась и еще добрых три четверти часа ждала, прижавшись лбом к оконному стеклу. Шофер приветливо улыбнулся ей. Машина тронулась, и Люсиль поняла, что спасена.

Полина открыла дверь и бросилась ей на шею. В квартире ничего не переменилось – она была теплой, просторной, спокойной, на полу ее любимый голубой ковер. Среди этого великолепия Люсиль почувствовала себя плохо одетой. Потом рассмеялась: ей пришло в голову, что все это похоже на возвращение блудного сына, вернее, дочери. Притом дочери, несущей в себе другое дитя. Шофер поехал за Шарлем. Люсиль, как и в былые дни, пошла к Полине на кухню и попросила виски. Полина немножко поворчала, что Люсиль похудела и у нее усталый вид. Люсили захотелось положить голову ей на плечо и обо всем рассказать. Люсиль восхищалась тактом Шарля. Он устроил, чтобы она оказалась здесь раньше его, одна, точно пришла к себе домой. У нее было время вспомнить прошлое. Мысль, что в этом может заключаться своего рода уловка, не пришла ей в голову. Когда, войдя в квартиру, он весело окликнул ее, Люсили показалось, что последних шести месяцев в ее жизни вовсе не бывало.

Шарль осунулся и постарел. Он взял ее под руку, и они перешли в гостиную. Не слушая возражений Полины, он заказал ей два скотча, закрыл дверь и уселся в кресле напротив Люсили. Оглядев комнату, она сказала, что здесь ничего не изменилось. Он повторил за ней – действительно, ничего не изменилось, и он в том числе. В его голосе слышалось столько нежности, что Люсиль с ужасом подумала: вдруг он решил, что она хочет вернуться. Поэтому заговорила так быстро, что ему порой приходилось переспрашивать.

– Шарль, я беременна. Я не хочу ребенка. Мне надо съездить в Швейцарию, но у меня нет денег.

Шарль пробормотал, что ожидал чего-нибудь в этом роде.

– Скажите, вы уверены, что не хотите ребенка?

– Я не могу… Мы не можем себе это позволить, – покраснев, поправилась она. – И потом, я хочу оставаться свободной.

– Вы абсолютно убеждены, что дело не только в деньгах?

– Абсолютно.

Он встал, прошелся по комнате, повернулся к ней с печальной улыбкой.

– Жизнь все-таки нелепо устроена. Чего бы я только не дал, чтобы вы подарили мне ребенка. Вы имели б двух нянь и все, что душе угодно… Но ребенка от меня вы, верно, тоже не захотели бы оставить?

– Нет.

– Вы не желаете иметь ничего своего. Ни мужа, ни ребенка, ни дома, совсем ничего. Странно все-таки.

– Вы же знаете, мне претят собственнические чувства.

Шарль сел за стол, заполнил чек и протянул ей.

– У меня есть адрес прекрасного врача в Женеве. Очень прошу вас, поезжайте лучше к нему. Так мне будет спокойнее. Обещаете?

Она кивнула. В горле стоял комок. Хотелось крикнуть ему, что нельзя быть таким добрым и надежным, иначе она заплачет. Слезы уже наворачивались на глаза – слезы облегчения, горечи, тоски по чему-то ушедшему. Она уставилась на ковер, вдыхала запахи табака и кожи, слышала, как внизу Полина смеется с шофером. Ей тепло и хорошо. Наконец-то она почувствовала себя в безопасности.

– Помните, – сказал Шарль, – я жду вас. Я очень скучаю. Я понимаю, неделикатно говорить вам об этом сейчас, но мы так редко видимся.

Последние силы оставили Люсиль. Она вскочила, бросилась к двери, на ходу бормоча слова благодарности. Она сбежала по лестнице вся в слезах, как прошлый раз. Шарль крикнул ей вслед: «Непременно мне потом позвоните. Если меня не будет, передайте хоть через секретаршу. Я вас очень прошу…» На улице шел дождь. Люсиль знала, что спасена, понимала, что погибла.