Воды Дивных Островов - Уильям Моррис Страница 3

Затем последовал роман «Юный Кристофер и прекрасная Голдилинд» (1895), сюжет которого основан на легенде XIII века о герое Хавелоке. Хотя волшебство здесь почти отсутствует, роман пользовался большой любовью Инклингов. Кстати, его главный герой Кристофер считается одним из прототипов принца Каспиана в произведениях К.С. Льюиса.

Следующий большой роман «Источник на Краю Мира» (1896), включающий в себя четыре книги, считается вершиной литературного творчества Морриса. Пожалуй, это самое проработанное его произведение: несколько переплетающихся сюжетных линий, прекрасный язык, запоминающиеся живые персонажи… Весьма любопытно, что первый положительный отзыв на роман написал Герберт Уэллс, не очень-то жалующий сказки.

Ещё два романа, написанные в это же время – «Воды Дивных Островов» и «Разлучающий поток», – были опубликованы в 1897 году, уже после смерти автора.

Последние годы

В последние годы Моррис отошёл от политики, занимаясь преимущественно делами фирмы и литературой, а также принимая участие в разного рода арт-сообществах. Так, под влиянием «Движения искусств и ремёсел» в 1884 году была создана Гильдия работников искусства, куда Моррис вступил только в 1888 году, а в 1892-м был избран почётным Мастером гильдии. В этом же году он вступил в должность президента Общества прикладных искусств, где читал лекции об искусстве. Моррису предлагали также занять должность придворного поэта-лауреата королевы Виктории, но он отказался, будучи верен своим социалистическим взглядам.

В мае 1891 года заработала собственная типография Морриса «Келмскотт-пресс», созданная, чтобы «делать красивые книги». Ориентируясь на технологию печати Гутенберга, рабочие сами изготавливали бумагу и пергамент, Моррис лично рисовал новые шрифты и орнаменты. Большинство книг было украшено иллюстрациями Бёрн-Джонса. За семь лет, на протяжении которых работала типография, было издано 66 томов, стилизованных под средневековые рукописи, и первой из них стала «Повесть о Сверкающей равнине». Вообще, в «Келмскотт-пресс» вышло 23 книги Морриса, больше, чем книг прочих авторов, в числе которых были Китс, Шелли, Рёскин, Россетти, Суинбёрн и другие. Сегодня все эти тома считаются произведениями книгопечатного искусства. Но magnum opus типографии, работа над которым заняла несколько лет, стало великолепнейшее издание Чосера, включающее 87 иллюстраций. Один из экземпляров книги и поныне хранится в Британской библиотеке.

Уильям Моррис умер вскоре после выхода книги Чосера, 4 октября 1896 года, в окружении родных и друзей. Последние несколько лет он страдал от подагры, эпилепсии и туберкулёза, но продолжал работать и путешествовать. Некрологи, появившиеся во всех газетах на первой полосе, объявляли его великим поэтом, а социалистическая пресса вспоминала заслуги в общественной деятельности. Похороны Морриса прошли 6 октября в деревне Келмскотт при церкви Св. Георгия. Через несколько лет Джейн упокоилась рядом с ним.

Наследие Морриса весьма обширно, и не менее обширно влияние, которое его фигура до сих пор оказывает на западную культуру и искусство. Для нас же особенно интересен его огромный вклад в литературу, сделавший современную фантастику такой, какая она есть. Ведь карта страны Фантазии наверняка была бы куда меньше и скучнее, если бы не Уильям Моррис, этот рыцарь без страха и упрёка, ведущий за собой всё новые поколения писателей.

Некогда, как гласит предание, был на свете обнесённый стеною торговый город, что прозывался Аттерхей; возвели его на полоске земли чуть в стороне от большого тракта, что вёл из-за гор к морю.

Город сей стоял у самой границы леса, людьми почитаемого весьма великим, а может статься, даже бескрайним; однако же под сень чащи вступить доводилось поистине немногим, побывавшие же там возвращались с рассказами путаными и небывалыми.

Не пролегало сквозь чащу ни наезженных путей, ни окольных троп, не встречалось там ни лесников, ни дорожных смотрителей; никогда тем путём не являлись в Аттерхей торговцы, не нашлось бы во всем городе жителя настолько обнищавшего или настолько храброго, чтобы осмелился отправиться в лес на охоту; ни один объявленный вне закона преступник не решался бежать туда; ни один божий человек не доверял святым настолько, чтобы выстроить себе в том лесу келью* [1].

Ибо всяк и каждый почитал сей лес местом крайне опасным; одни говорили, что там бродят самые что ни на есть жуткие мертвецы; другие уверяли, будто языческие богини обрели в лесу приют; а кто-то полагал, что там, вероятнее всего, обитель эльфов* – тех, что коварны и злобны. Однако большинство сходилось на том, что в чащобах леса кишмя кишат дьяволы, и куда бы ни направлял стопы человек, раз оказавшись там, выходил он неизменно к Вратам Ада. И называли ту чащу Эвилшо, что означает «Лихолесье».

Однако торговый город жил не худо; ибо какие бы злые твари ни таились в Эвилшо, никогда не являлись они в Аттерхей в таком обличье, чтобы сумел распознать их людской взор, а уж о том, чтобы Дьяволы Эвилшо причинили кому-либо зло, в тех краях и вовсе не слыхивали.

И вот как-то раз был в торговом городе ярмарочный день, и стоял самый полдень, и на рынке толпилось немало людей, и явилась среди них женщина, высокая и сильная, черноволосая, с изогнутым носом и пронзительными, словно у ястреба, глазами, с виду не столь красивая, сколь надменная и властная; дать ей можно было около тридцати зим. Она вела под уздцы крупного серого осла, по бокам которого висели две корзины – туда складывала она покупки. Но вот женщина закончила дела торговые и теперь озиралась по сторонам, словно бы наблюдала за людьми забавы ради; когда же встречалось ей на пути дитя – на руках ли дитя несли, или вели за руку родственницы, или один ребёнок шёл, как частенько случалось, – чужестранка задерживала на малыше внимательный взгляд и рассматривала более пристально, нежели что другое.

Так она шла себе, удаляясь от торговых рядов, пока толпа не стала редеть; тут-то натолкнулась она на дитя, может статься, двух зим, что ползало туда-сюда на четвереньках; только жалкие лохмотья прикрывали крохотное тельце малютки. Незнакомка пригляделась к ребёнку, посмотрела в ту сторону, куда дитя направлялось, и увидела одинокую женщину, что сидела на камне, склонив голову к коленям, словно притомилась либо удручена была чем-то. К ней-то и подобралось дитя, весело лепеча, и обхватило ручонками ноги женщины, и спрятало головку в складки её платья; женщина подняла взгляд, и открылось лицо её, что, некогда замечательное своей красотою, теперь исхудало и осунулось, хотя бедняжке едва перевалило за двадцать пять. Она подхватила дитя, и привлекла его к груди, и расцеловала ручки его, и щёки, и лоб, и принялась развлекать малютку, да только в показном веселье этом чудилась скорбь. Статная незнакомка оглядела её сверху вниз, и приметила, как плохо та одета, и похоже, ни малейшего отношения не имеет к толпе зажиточных торговцев, и улыбнулась как-то мрачно.