Город Ильеус - Жоржи Амаду Страница 34

Многие уже так оцепенели, и потому работники плантаций боятся этой печи; она — их смертельный враг. Она убивает людей, она сжигает хозяйское какао. А когда какао сгорает, то платят они, убыток вычитается из их заработка, и долг растет в расчетных книгах, в которых уже все так запутано, что и разобрать нельзя. Но если человек, выйдя из печи, падает мёртвым, то никто ничего не платит, его тут же на плантациях и закапывают — это ведь хорошее удобрение. Когда человек умирает, значит, срок его настал, и это даже лучше — умереть сразу, оцепенеть тут же на месте, чем месяцами валяться в постели, желтеть да сохнуть, медленно помирая. Так говорят женщины, когда кто-нибудь, выйдя из печи, попадает под дождь и падает мертвым.

И о ней, о печи, которая сжигает какао и убивает людей, об их враге, сложили песни безымянные певцы плантаций, грустные песни, бесконечно печальные, как заупокойные молитвы:

В печи сгорел Манека,

когда начинался закат…

В фазенде полковника Фредерико Пинто была только одна электрическая печь, и стояла она возле баркасов, неподалеку от помещичьего дома. Мотор был не очень-то силен, энергии хватало только на печь, на освещение хозяйского дома да на две лампы в доме Тибурсио, надсмотрщика. Две другие печи топились дровами. Незадолго до повышения цен, в конце уборки урожая, когда дожди что-то задержались, электрическая печь была в действии, так как баркасов не хватало. И вот на следующий день после того, как закончили уборку, в то время как Варапау только и думал что о своем терно, умер Ранульфо. Другие были на баркасах возле корыт, а он пошёл в печь переворачивать бобы какао, чтоб не сгорели. Небо ещё с вечера заволокло тучами, и время от времени, несмотря на то что солнце припекало, падали быстрые короткие дожди. «Лисья свадьба, — говорили женщины, — солнце и дождик вместе».

Когда Ранульфо, окончив работу в этом электрическом аду, вышел из печи, начался дождь. Он даже не успел вскрикнуть, ему перекосило рот, судорога прошла по всему телу, тут же у двери он и упал. Капи, выжимавший какао в корыте, видел, как упал Ранульфо.

— Ранульфо оцепенел…

Люди побросали работу и побежали к месту происшествия. Надсмотрщик крикнул Варапау:

— Позови полковника…

Когда они приблизились, Ранульфо уже умер. Из печи доносился треск подгоревшего какао. Они окружили умершего.

— Какой он страшный… — сказала дочка Иринеу, восемнадцатилетняя девушка, на которую все мужчины заглядывались.

Подошёл полковник Фредерико Пинто. На пороге дома показалась его жена — толстая-претолстая, с целым выводком детей. Полковник приказал:

— Остановите мотор, какао сгорит. Скорее, Тибурсио… — Он прислушался к треску подгоравших бобов, доносившемуся из печи, и лицо его потемнело: — Эти арробы погибли…

И только убедившись, что мотор остановили, он повернулся, чтоб взглянуть на только что умершего человека. Люди расступились перед ним, только Рита, дочка Иринеу, не тронулась с места, стояла и улыбалась полковнику. Дона Аугуста, жена Фредерико, тоже подошла и спросила:

— Что случилось?

— Ранульфо оцепенел…

Полковник Фредерико Пинто смотрел на умершего, на его скрюченные пальцы, открытый рот.

— Не мог, чёрт возьми, подождать, пока дождь пройдет…

Но теперь дождь уже прошёл, и полковнику никто ничего не ответил. Дона Аугуста перекрестилась и протиснулась между полковником и дочкой Иринеу, которая отошла в сторону и потупилась.

— Нахальная девчонка… — пробормотала дона Аугуста.

Она взглянула на умершего с жалостью, но больше всего её занимала в этот момент молоденькая мулатка с высокой крепкой грудью, Рита. Она-то ясно видела, чего хочет эта девчонка: понравиться Фредерико, сойтись с ним, а потом жить в собственном доме в Пиранжи.

— Дрянь какая… — пробормотала она снова.

А мёртвый Ранульфо лежал всё на том же месте. Тибурсио подбежал к полковнику, тот повернулся к нему, оторвав взгляд от умершего.

— Просмотрите это какао. Может быть, его ещё спасти можно…

Тибурсио и два работника вошли в печь. Полковник Фредерико сказал:

— Возвращайтесь все на баркасы… Сейчас ведь отпевать его не будете…

Люди стали расходиться медленно, неохотно. Капи всё оборачивался и смотрел на Ранульфо, мертвого, с выпученными глазами, Тибурсио и двое работников вышли из печи.

— Это какао еще можно спасти. Оно подгорело не сильно.

Когда двое мужчин, которым помогала дочь Иринеу, подняли тело Ранульфо за руки и за ноги и понесли, надсмотрщик включил мотор. Он крикнул Варапау:

— В печь!.. И береги какао…

Полковник Фредерико поддержал надсмотрщика:

— Берегите какао…

Мертвого унесли… Одну внезапную, долгую минуту стояла тишина. И тогда, разрезая воздух над плантациями, раздался с баркасов голос Флориндо, изливаясь в протяжной жалобе на страшную печь:

Страшная печь-убийца,

она убивает нас…

В печи сгорел Манека,

значит, настал его час…

Полковник Фредерико Пинто повернулся, быстрым и нервным движением провел платком по лбу и сказал жене:

— Слава богу, какао спасено…

Голос Флориндо терялся вдали, над плантациями:

В печи сгорел Манека,

нежданно он, бедный, погиб!

В помещичьем доме подавали обед. Дона Аугуста собрала детей, дома жили теперь четверо, три сына и дочь учились в Баии. Прислуги-негритянки приносили из кухни разные блюда. Полковник Фредерико смотрел на жену и думал о Лоле Эспинола. Было время (очень давно!), когда дона Аугуста была хорошенькой, стройной девушкой. Но с тех пор прошло больше двадцати лет. Фредерико был ещё не особенно богат, когда женился на ней. Аугуста, отец которой к тому времени уже умер, принесла в приданое плантации какао, увеличив состояние Фредерико. Но после первых родов дона Аугуста начала полнеть и превратилась в эту бесформенную тушу; она казалась ещё огромнее рядом с мужем, маленьким и худощавым. И она была не только толста, но и ревнива. Из ревности она бросила дом в Ильеусе, один из лучших домов на Авениде, и переехала жить в фазенду. Еще в Ильеусе она беспрерывно думала о том, что муж там один на плантациях и, наверно, не пропускает ни одной девчонки-метиски. В конце концов она переехала в фазенду и начала шпионить за Фредерико, твердо решив не допустить никакого баловства с дочерьми работников. Полковник Фредерико Пинто не особенно-то обращал внимание на припадки ревности, столь частые у его жены. Здесь, в фазенде, дона Аугуста ещё больше располнела, потому что после обеда спала в гамаке на веранде и поедала все вкусные блюда, какие только умели готовить негритянки; она превратилась в какую-то гору мяса, полковнику было просто противно на нее смотреть.