Божественная комедия - Алигьери Данте Страница 37

Недаром здесь мы ближе, чем два брата.

16 Что я злодейски был им обойден,

Ему доверясь, заточен как пленник,

Потом убит, – известно испокон;

19 Но ни один не ведал современник

Про то, как смерть моя была страшна.

Внемли и знай, что сделал мой изменник.

22 В отверстье клетки – с той поры она

Голодной Башней называться стала,

И многим в ней неволя суждена -

25 Я новых лун перевидал немало,

Когда зловещий сон меня потряс,

Грядущего разверзши покрывало.

28 Он, с ловчими, – так снилось мне в тот час, -

Гнал волка и волчат от их стоянки

К холму, что Лукку заслонил от нас;

31 Усердных псиц задорил дух приманки,

А головными впереди неслись

Гваланди, и Сисмонди, и Ланфранки.

34 Отцу и детям было не спастись:

Охотникам досталась их потреба,

И в ребра зубы острые впились.

37 Очнувшись раньше, чем зарделось небо,

Я услыхал, как, мучимые сном,

Мои четыре сына просят хлеба.

40 Когда без слез ты слушаешь о том,

Что этим стоном сердцу возвещалось, -

Ты плакал ли когда-нибудь о чем?

43 Они проснулись; время приближалось,

Когда тюремщик пищу подает,

И мысль у всех недавним сном терзалась.

46 И вдруг я слышу – забивают вход

Ужасной башни; я глядел, застылый,

На сыновей; я чувствовал, что вот -

49 Я каменею, и стонать нет силы;

Стонали дети; Ансельмуччо мой

Спросил: «Отец, что ты так смотришь, милый?»

52 Но я не плакал; молча, как немой,

Провел весь день и ночь, пока денница

Не вышла с новым солнцем в мир земной.

55 Когда луча ничтожная частица

Проникла в скорбный склеп и я открыл,

Каков я сам, взглянув на эти лица, -

58 Себе я пальцы в муке укусил.

Им думалось, что это голод нудит

Меня кусать; и каждый, встав, просил:

61 "Отец, ешь нас, нам это легче будет;

Ты дал нам эти жалкие тела, -

Возьми их сам; так справедливость судит".

64 Но я утих, чтоб им не делать зла.

В безмолвье день, за ним другой промчался.

Зачем, земля, ты нас не пожрала!

67 Настал четвертый. Гаддо зашатался

И бросился к моим ногам, стеня:

«Отец, да помоги же!» – и скончался.

70 И я, как ты здесь смотришь на меня,

Смотрел, как трое пали Друг за другом

От пятого и до шестого дня.

73 Уже слепой, я щупал их с испугом,

Два дня звал мертвых с воплями тоски;

Но злей, чем горе, голод был недугом".

76 Тут он умолк и вновь, скосив зрачки,

Вцепился в жалкий череп, в кость вонзая

Как у собаки крепкие клыки.

79 О Пиза, стыд пленительного края,

Где раздается si! Коль медлит суд

Твоих соседей, – пусть, тебя карая,

82 Капрара и Горгона с мест сойдут

И устье Арно заградят заставой,

Чтоб утонул весь твой бесчестный люд!

85 Как ни был бы ославлен темной славой

Граф Уголлино, замки уступив, -

За что детей вести на крест неправый!

88 Невинны были, о исчадье Фив,

И Угуччоне с молодым Бригатой,

И те, кого я назвал, в песнь вложив.

91 Мы шли вперед равниною покатой

Туда, где, лежа навзничь, грешный род

Терзается, жестоким льдом зажатый.

94 Там самый плач им плакать не дает,

И боль, прорвать не в силах покрывала,

К сугубой муке снова внутрь идет;

97 Затем что слезы с самого начала,

В подбровной накопляясь глубине,

Твердеют, как хрустальные забрала.

100 И в этот час, хоть и казалось мне,

Что все мое лицо, и лоб, и веки

От холода бесчувственны вполне,

103 Я ощутил как будто ветер некий.

"Учитель, – я спросил, – чем он рожден?

Ведь всякий пар угашен здесь навеки".

106 И вождь: "Ты вскоре будешь приведен

В то место, где, узрев ответ воочью,

Постигнешь сам, чем воздух возмущен".

109 Один из тех, кто скован льдом и ночью,

Вскричал: "О души, злые до того,

Что вас послали прямо к средоточью,

112 Снимите гнет со взгляда моего,

Чтоб скорбь излилась хоть на миг слезою,

Пока мороз не затянул его".

115 И я в ответ: "Тебе я взор открою,

Но назовись; и если я солгал,

Пусть окажусь под ледяной корою!"

118 "Я – инок Альбериго, – он сказал, -

Тот, что плоды растил на злое дело

И здесь на финик смокву променял".

121 «Ты разве умер?» – с уст моих слетело.

И он в ответ: "Мне ведать не дано,

Как здравствует мое земное тело.

124 Здесь, в Толомее, так заведено,

Что часто души, раньше, чем сразила

Их Атропос, уже летят на дно.

127 И чтоб тебе еще приятней было

Снять у меня стеклянный полог с глаз,

Знай, что, едва предательство свершила,

130 Как я, душа, вселяется тотчас

Ей в тело бес, и в нем он остается,

Доколе срок для плоти не угас.

133 Душа катится вниз, на дно колодца.

Еще, быть может, к мертвым не причли

И ту, что там за мной о г стужи жмется.

136 Ты это должен знать, раз ты с земли:

Он звался Бранка д'Орья; наша братья

С ним свыклась, годы вместе провели".

139 "Что это правда, мало вероятья, -

Сказал я. – Бранка д'Орья жив, здоров,

Он ест, и пьет, и спит, и носит платья".

142 И дух в ответ: "В смолой кипящий ров

Еще Микеле Цанке не направил,

С землею разлучась, своих шагов,

145 Как этот беса во плоти оставил

Взамен себя, с сородичем одним,

С которым вместе он себя прославил.