Когда шагалось нам легко - Ивлин Во Страница 4

Моя собеседница произнесла:

– Знаете, наша эпоха породила еще одного великого гения. Сможете угадать его имя?

Я осторожно предположил: Эйнштейн? Нет… Чарли Чаплин? Нет… Джеймс Джойс? Нет… Тогда кто же?

Она ответила:

– Морис Декобра [21]. Чтобы вас познакомить, я устрою в «Ритце» суаре для узкого круга. Если мне удастся свести вместе двух великих гениев нашей эпохи, то дальше я буду жить с ощущением, что хотя бы отчасти оправдала свое присутствие в этом мире. Каждый человек обязан совершить поступок, оправдывающий его существование… вы согласны?

Некоторое время разговор шел вполне гладко. Потом она произнесла фразу, которая меня слегка насторожила:

– Знаете, я настолько люблю ваши книги, что неизменно беру их, все без исключения, в каждую поездку. И расставляю в ряд на ночном столике.

– А вы, часом, не путаете меня с моим братом Алеком? Он написал гораздо больше книг, чем я.

– Как вы его назвали?

– Алек.

– Ну разумеется. А вас тогда как зовут?

– Ивлин.

– Но… но… мне сказали, что вы занимаетесь литературой.

– Да, немного пописываю. Видите ли, другой работы я найти не сумел.

Ее разочарование было столь же велико, сколь в начале вечера – ее дружелюбие.

– Вот оно что, – изрекла она, – какая незадача.

И пошла танцевать с бельгийским бароном, после чего вернулась за свой прежний столик. На прощание она туманно выговорила:

– Вне сомнения, мы еще встретимся.

Я далеко не уверен. Равно как и в том, что она поставит мою книжку, где описывается это недоразумение, у своего изголовья, в один ряд с произведениями моего брата.

Дальше мне предстояло отправиться в Монте-Карло, где я забронировал место на пароходе «Стелла поларис» [22].

В мои планы входило доехать до Монако, поскольку там, как мне говорили, гостиницы дешевле, да и посадка на рейс удобнее.

Железнодорожный вокзал в Монако очень тесен и непритязателен. Единственный носильщик, которого мне удалось найти, работал под эгидой гостиницы с довольно внушительным названием. Подхватив мой чемодан, он повел меня сквозь снегопад вниз по склону – в свою гостиницу. Оказалось, это всего лишь пансион в каком-то переулке. Небольшой салон целиком занимали плетеные кресла, в которых восседали за рукоделием престарелые англичанки; я спросил носильщика, нет ли в Монако гостиницы поприличнее. Отчего же нет, ответил он, в Монако все гостиницы лучше этой. Он вновь подхватил мой чемодан; за нами бросилась управляющая, но мы все же вышли в пургу и вскоре добрались до гостиницы побольше с видом на гавань.

После обеда метель улеглась; ближе к вечеру сильно похолодало, но на улице было ясно и солнечно. Путь в гору до Монте-Карло я проделал в вагончике канатной дороги. Из бастиона под променадом доносились выстрелы: рекламный щит сулил «голубиные садки» [23]. Там шел какой-то турнир [24]; участниками его оказались преимущественно латиноамериканцы с папскими титулами. Они делали какие-то удивительные движения локтями, ожидая, пока одновременно упадут створки небольшого вольера и оттуда выпорхнут живые мишени: необычные движения локтями, досадливые и виноватые, сопровождали также каждый промах. Но второе случалось редко. Уровень попаданий был высок, и у меня на глазах только три птицы, беспорядочно дергая общипанными хвостами и крыльями, избежали расстрела, но в результате попали в руки малолетних сорванцов, которые караулили кто в лодках, кто на берегу, чтобы растерзать пернатых голыми руками. Зачастую при открытии вольеров ошарашенные птицы замирали среди обломков, пока в них не запускали какой-нибудь миской; тогда они неуклюже взлетали, чтобы футах в десяти над землей попасть под пулю – обычно выпущенную из первого же ствола. Над террасой на перилах балкона сидел один из прикормленных служащими «Казино Монте-Карло» голубей, неприкосновенный здоровяк, без видимых эмоций наблюдавший за бойней. Единственный здравый отзыв об этой забаве я услышал от постояльца отеля «Бристоль», который заметил, что джентльменам такое не к лицу.

Во время моего пребывания в Монако там каждую ночь свирепствовали снежные бури, иногда длившиеся чуть ли не до полудня, но всякий раз последствия их устранялись в течение часа. На улицы одновременно с падением последней снежинки высыпала целая армия деловитых, одетых в синие комбинезоны человечков, вооруженных метлами, шлангами и тачками: они обдавали кипятком и отскребали от наледи тротуары, а также разметали газоны; приставив стремянки к стволам, взбирались на деревья и отряхивали от снега ветви; каждая цветочная клумба, заблаговременно накрытая проволочной рамой с натянутым на нее зеленым сукном и засыпанная соломой, освобождалась из этого плена, являя взору яркие цветы; те кустики, что были побиты морозом, немедленно заменялись свежими, еще хранившими тепло питомника. Более того, неприглядные сугробы тут же убирались с глаз долой, даже в самых неприметных закоулках, где в других городах они, бывает, высятся не одну неделю после оттепели. Снег, сгруженный в тачки и брезентовые мешки, незамедлительно увозился (не исключено, что за границу) или сбрасывался в море, но в любом случае за пределами видимости Империи Казино.

Прибытие «Стеллы поларис» вызвало ажиотаж. После перехода из Барселоны она вошла в порт ближе к ночи при весьма неблагоприятных погодных условиях. Я увидел ее огни через всю гавань и услышал отдаленные звуки судового оркестра, исполнявшего танцевальную музыку, но, чтобы рассмотреть пароход вблизи, вернулся к причалу только наутро. Судно с высокой осадкой, с заостренным, поднятым, как у парусника, форштевнем, с чисто белым корпусом и единственной трубой, выкрашенной в желтый цвет, поражало своей красотой.

За рубежом каждый англичанин предпочитает, пока не доказано обратное, считать себя не туристом, а путешественником. Наблюдая, как мой багаж поднимают на борт «Стеллы», я понял, что притворяться более не имеет смысла. И я, и мои попутчики бескомпромиссно и безоговорочно превратились в туристов.