Первые шаги в жизни - Оноре де Бальзак Страница 41

— Да вы подумайте, старая обезьяна: если бы тут было что-то другое, неужели я бы не сумела спрятать ею получше?! — воскликнула она.

— На, вот тебе пятьсот франков, шалопай! — обратился Кардо к племяннику. — Но больше ты от меня не получишь ни гроша. Пойди уладь, если можешь, это дело со своим патроном. Я верну мадемуазель Флорентине тысячу франков, которую она тебе одолжила; но тебя я больше знать не хочу!

Оскар поспешил убраться; однако, выйдя на улицу, он растерялся, не зная, куда идти.

В это страшное утро случай, который губит людей, и случай, который их спасает, казалось, боролись друг с другом, действуя с одинаковой силой за и против Оскара. Все же его ожидало поражение — ибо его патрон был из тех, кто никогда не отступается от своих решений.

Вернувшись домой и вспомнив о том, что грозит ученику ее брата, Мариетта ужаснулась; она написала Годешалю записку и приложила к ней пятьсот франков, предупредив брата относительно вчерашнего опьянения Оскара и постигших его несчастий. Затем добрая девушка уснула, наказав своей горничной непременно отнести до семи часов записку в контору Дероша. Между тем Годешаль, поднявшись в шесть часов, обнаружил, что Оскара нет. Он сразу обо всем догадался и, взяв пятьсот франков из собственных сбережений, поспешил к секретарю за решением суда, чтобы в восемь уже представить копию на подпись Дерошу. Дерош, всегда встававший в четыре, появился в конторе в семь. Горничная Мариетты, не найдя брата своей хозяйки в его мансарде, спустилась в контору, где ее встретил Дерош, и, конечно, вручила конверт ему.

— Это по делам конторы? — спросил патрон. — Я господин Дерош.

— Да вы сами посмотрите, сударь, — сказала горничная.

Дерош распечатал конверт и прочел записку. Увидев пятисотфранковую ассигнацию, он ушел к себе в кабинет, взбешенный поведением своего клерка. В половине восьмого он услышал голос Годешаля, диктовавшего одному из клерков заключение суда, а через несколько минут добряк Годешаль вошел с торжествующим видом в его кабинет.

— Кто был сегодня утром у Симона? Оскар Юссон? — спросил Дерош.

— Да, сударь, — отозвался Годешаль.

— А кто же ему дал деньги? — спросил стряпчий.

— Вы сами, — ответил Годешаль, — еще в субботу.

— Что же, пятисотфранковые ассигнации с неба валятся, что ли? — воскликнул Дерош. — Знаете что, Годешаль? Вы хороший малый, но этот мальчишка не заслуживает подобного великодушия. Я ненавижу болванов, но еще больше ненавижу людей, которые совершают проступки, несмотря на то, что окружены отеческой заботой. — И он передал Годешалю письмо Мариетты и присланные ею пятьсот франков. — Извините меня, что я вскрыл его, — продолжал он, — но горничная вашей сестры сказала мне, что письмо деловое. Оскара увольте.

— А сколько я возился с несчастным юнцом! — воскликнул Годешаль. — Этот негодяй Жорж Маре прямо какой-то злой гений Юссона. Оскару нужно бояться его, как огня. Уж не знаю, на что только он может толкнуть Оскара, если они встретятся еще в третий раз.

— Что вы имеете в виду?

Тогда Годешаль рассказал вкратце о мистификации во время поездки в Прэль.

— Ах, помню, — отозвался нотариус, — Жозеф Бридо в свое время говорил мне о проделке молодых людей; этой встрече мы обязаны благосклонностью графа де Серизи к брату Жозефа.

Но тут вошел Моро, так как с вопросом о наследстве Ванденесов и для него было связано выгодное дельце. Маркиз хотел распродавать земли Ванденесов по частям, а брат его, граф, был против. Дерош, в пылу первого гнева, обрушил на голову посредника все те справедливые жалобы и мрачные пророчества, которые предназначались его бывшему второму клерку, и в результате самый горячий заступник несчастного юноши решил, что Оскар неисправим в своем тщеславии.

— Сделайте из него адвоката, — сказал Дерош, — ему осталась только диссертация; может быть, на таком поприще его недостатки окажутся достоинствами, так как красноречие большинства адвокатов объясняется их тщеславием.

В это время г-н Клапар был болен, и жена усердно ухаживала за ним, — трудная задача, тяжкий долг без надежды на вознаграждение. Больной изводил бедную женщину, до сих пор не представлявшую себе, на какие несносные капризы и ядовитые насмешки способен этот человек, остававшийся с ней с глазу на глаз целые дни, этот полуидиот, которого нищета сделала к тому же хитрым и мстительным. Отыскивая поводы, чтобы как можно больнее уколоть жену в самые чувствительные уголки ее материнского сердца, он каким-то образом догадался о страхах за будущее Оскара, которые терзали бедную женщину, знавшую склонности и недостатки сына. Да и в самом деле: если сын наносит матери такой удар как прэльская история, она уже живет в постоянной тревоге; и по тому, как она расхваливала Оскара всякий раз, когда он добивался хоть какого-нибудь успеха, Клапар чувствовал, насколько сильны ее тайные опасения, и пользовался всяким предлогом, чтобы вызвать в ней тревогу.

— Ну, Оскар ведет себя лучше, чем я ожидала, — говорила она, — правда, я была уверена, что эта история с поездкой в Прэль — просто следствие юношеской неуравновешенности. Да и кто из молодых людей не совершает ошибок! Бедный мальчик! Он героически переносит все лишения, которые ему не пришлось бы испытать, будь жив его несчастный отец. Дай бог, чтобы он научился сдерживать свои страсти, — и т. д. и т. д.

И вот, пока на улицах Вандомской и Бетизи происходили вышеописанные катастрофы, Клапар, сидя у камина и кутаясь в дрянной халат, смотрел на жену, которая тут же, в спальне, была занята приготовлением бульона, настойки из трав для мужа и завтрака для себя.

— Господи, как бы мне хотелось узнать, чем кончился вчерашний день? Оскар должен был завтракать в «Канкальской Скале», а вечером быть у какой-то маркизы…

— О, не беспокойтесь, рано или поздно все его секреты откроются, — сказал муж. — Неужели вы верите в эту маркизу? Бросьте! Пылкий и склонный к мотовству малый вроде Оскара за червонцы всегда найдет каких-нибудь мнимых маркиз. Вот увидите, в одно прекрасное утро он свалится вам на шею с кучей долгов…

— Вы уж не знаете, что бы только выдумать, лишь бы привести меня в отчаяние! — воскликнула г-жа Клапар. — Вы жаловались, будто мой сын проедает ваше жалованье, а он вам никогда гроша не стоил. Вот уже два года, как у вас нет ни малейших оснований дурно отзываться об Оскаре, он теперь стал вторым клерком, ему помогают его дядя и господин Моро, да и он сам получает восемьсот франков. И если для нас на старости лет найдется кусок хлеба, мы будем этим обязаны моему дорогому мальчику. До чего же вы несправедливы…

— Вы называете мое предвиденье несправедливостью? — язвительно возразил больной.

Но тут раздался резкий звонок. Г-жа Клапар побежала отпирать и задержалась в первой комнате с Моро, пришедшим, чтобы смягчить удар, который Оскар, вследствие своего легкомыслия, опять готовился нанести несчастной матери.

— Как! Проиграл деньги патрона? — плача воскликнула г-жа Клапар.