Гений - Теодор Драйзер Страница 41

«Вот место, созданное для любви! И подумать только, что Анджела живет здесь!»

Шарабан прогремел по усыпанной крупной галькой дороге, слева от лужайки, и остановился у садовой калитки. Из дома вышла Мариетта. Ей было двадцать два года, и насколько старшая сестра была рассудительна и сумрачна, настолько эта была жизнерадостна и весела. Беспечная, как котенок, склонная видеть во всем светлую сторону, она повсюду приобретала друзей. По ней вздыхал целый рой поклонников, писавших ей пылкие письма, но она всех отвергала с подкупающим добродушием. Казалось бы, что здесь, в деревне, не было таких возможностей, как в городе; в смысле светских развлечений, однако кавалеры под тем или иным предлогом проникали и сюда. Мариетта притягивала их, точно магнит, и Анджела принимала участие в веселье, которое умела создавать ее младшая сестра.

Анджела была в столовой, и позвать ее не составляло большого труда. Но Мариетте хотелось сперва собственными глазами убедиться, что представляет собою возлюбленный ее сестры, которого та завлекла в свои сети. Она была поражена его ростом, его живописной наружностью и проницательным взглядом. Она не ожидала, что у Анджелы такой завидный жених. Она с ласковой улыбкой протянула ему руку.

– Вы мистер Витла, не правда ли? – спросила она.

– Он самый, – ответил Юджин несколько торжественно. – Какая чудесная дорога к вам!

– Да, когда хорошая погода, – смеясь, сказала девушка. – Зимой она вам не так понравилась бы. Заходите, пожалуйста, и поставьте чемодан вот сюда. Дэвид отнесет его в вашу комнату.

Юджин повиновался, не переставая, однако, думать об Анджеле, о том, когда она, наконец, покажется и какой предстанет перед ним. Он вошел в просторную, низкую, прохладную гостиную и немало обрадовался, увидев там рояль и ноты, сложенные на этажерке. За открытым окном виднелись гамаки, висевшие среди деревьев на лужайке. «Какой чудесный уголок, – подумал он, – сама поэзия». И тут появилась Анджела. Она была в простом белом полотняном платье. Толстые косы обвивали ее голову – это так всегда нравилось Юджину. Она успела сорвать и приколоть к корсажу большую красную розу. Завидев Анджелу, Юджин протянул ей обе руки, и она бросилась ему на шею. Он крепко поцеловал ее, так как Мариетта тактично оставила их одних.

– Наконец-то я с тобой! – шептал он между поцелуями.

– Да, да, – вздохнула она. – Тебя так долго не было.

– О, я страдал еще больше, чем ты, – утешал он ее. – Я так мучился и все ждал, ждал, ждал.

– Забудем, – сказала Анджела. – Мы снова вместе. Ты здесь.

– Да, я здесь! – расхохотался он. – Во всеоружии ума и таланта и в единственном своем коричневом костюме! Но как у вас красиво – эти изумительные деревья, эта чудесная лужайка!

Он на минуту оторвался от нее, чтобы посмотреть в окно.

– Я рада, что тебе у нас нравится, – отозвалась Анджела, и глаза ее радостно заблестели. – Мы любим наш дом, хотя он очень старый.

– Потому-то он мне и нравится! – воскликнул Юджин. – Какая прелесть эти кусты, эти розы! Если б ты знала, дорогая, как у вас хорошо! И ты – ты такая чудная!

Он отодвинул ее от себя, разглядывая, а она залилась румянцем и еще больше похорошела. Его порывистость и смелость приводили Анджелу в смятение, и сердце ее учащенно билось.

Немного погодя они вышли во дворик, и тогда снова появилась Мариетта, а вместе с нею и миссис Блю, добродушная, полная женщина лет шестидесяти. Она сердечно поздоровалась с Юджином. Он сразу почувствовал, что она во всех отношениях похожа на его мать – на всякую хорошую мать: она так же любила порядок и покой, так же пеклась о благополучии своих детей, так же дорожила общественным мнением и правилами чести и морали. Все эти черты Юджин искренне уважал в других. Его радовало, когда он обнаруживал их в окружающих, он считал, что они имеют большое значение для общества, но не был уверен, что они обязательны и для него. В душе он всегда считал, что жизнь богаче, сложнее и загадочнее, чем любая шаблонная теория или устоявшийся жизненный уклад. Разумеется, похвально, когда мужчина или женщина следуют законам чести и морали в соответствии со своим положением и с характером самого общества, но, если смотреть в глубь вещей, это не играет никакой роли. Всякий уклад, всякий строй, рассчитывающий на долгое существование, должен иметь в своем составе таких миссис Блю, согласующих свое поведение с высшими принципами и установлениями данного общества. При встрече с такими людьми можно, конечно, умиляться, но что они значат перед изменчивыми, неисповедимыми силами природы. Они – проявления случайной гармонии, необходимые для данного строя, но не имеющие никакой ценности для вселенной в целом. Таковы были взгляды Юджина в двадцать два года, и он спрашивал себя, удастся ли ему когда-нибудь высказать их и что подумали бы люди, если бы могли прочитать его мысли; он спрашивал себя, существует ли что-нибудь – что бы то ни было – действительно устойчивое, как незыблемая скала, на которой можно утвердиться, или же все в мире лишь зыбкие тени и призраки.

Миссис Блю ласковым взглядом окинула жениха своей дочери. Она много наслышалась о нем. Воспитав своих детей в правилах долга, чести и морали, она верила, что они будут общаться с людьми таких же правил. Она заранее решила, что и Юджин принадлежит к таким людям, а его открытое, без малейшего лукавства лицо, смеющиеся глаза и приятная улыбка убедили ее в том, что он и по натуре порядочный человек. И, наконец, достаточно было его замечательных рисунков, оттиски которых он время от времени посылал Анджеле, – а в особенности рисунка, изображавшего толпу на Ист-Сайде, – чтобы заранее расположить ее в его пользу. Ни одна из ее дочерей – а три из них были уже замужем – не могла похвалиться супругом, который выдерживал бы сравнение с этим молодым человеком. Она смотрела на Юджина как на будущего зятя, рассчитывая, что он с радостью и как нечто должное возьмет на себя все общепринятые в этих случаях обязательства.

– Спасибо вам, миссис Блю, за ваше любезное приглашение, – почтительно сказал Юджин. – Мне давно хотелось побывать у вас. Я столько слышал от Анджелы о вашей семье.

– У нас самый обыкновенный деревенский дом; ничего он собой не представляет, но мы его любим, – отвечала миссис Блю.

Она ласково улыбнулась Юджину, спросила, как у него подвигается работа в Нью-Йорке, предложила отдохнуть в гамаке и опять пошла на кухню, где у нее уже готовился обед для гостя.

Молодые люди направились вдвоем к лужайке и там уселись под деревьями. Юджин испытывал какое-то восторженное чувство. Он был еще так молод, а между тем жизнь осыпала его своими лучшими дарами; он любил и был любим; недавние успехи в Нью-Йорке сулили ему исполнение самых честолюбивых надежд. А теперь он вкушал душевный мир, радуясь заслуженному отдыху и наслаждаясь любовью, красотой, поклонением и лучезарным летом.

Погруженный в эти мысли, Юджин раскачивался в гамаке и любовался чудесной лужайкой; наконец взгляд его остановился на Анджеле, и он подумал:

«В мире не может быть ничего прекраснее!»