Новые мелодии печальных оркестров - Фрэнсис Скотт Фицджеральд Страница 44

— Нет, спасибо, мистер Бушмилл, — спокойно проговорил Коркоран. — Сегодня в полдень я возвращаюсь в Париж.

— Как бы не так! — возмутилась Хэлли. — От кого я тогда узнаю про Форум, Акрополь и все прочее? — Она соскочила с колена отца. — Погоди, папа, я его уговорю. — Не дав никому опомниться, она схватила Коркорана за руку, утянула в коридор и захлопнула за собой дверь.

— Вы обязаны поехать, — проговорила она умоляюще. — Неужели вам не понятно? Я увидела Клода в новом свете и не хочу за него замуж, а сказать отцу никак не решусь, и, если мы отправимся втроем с Клодом, я просто сойду с ума.

Дверь распахнулась, мистер Носби смерил их подозрительным взглядом.

— Все в порядке! — крикнула Хэлли. — Он согласен. Он просто хотел прибавки жалованья, но стеснялся сказать.

Когда они вернулись в комнату, мистер Бушмилл оглядел обоих.

— Почему вы решили, что вам полагается больше?

— Чтобы больше тратить, конечно, — торжествующим тоном объяснила Хэлли. — Ему ведь придется держаться на одном с нами уровне, так?

Этот неопровержимый аргумент поставил точку в споре. Коркорану предстояло отправиться в Италию в качестве гида и туристического агента за месячное жалованье триста пятьдесят долларов — на пятьдесят долларов больше, чем прежде. С Сицилии намечалось плыть в Марсель, где компанию встретит мистер Бушмилл. Далее услуги мистера Коркорана не понадобятся: Бушмиллы и мистер Носби сразу отплывут домой.

Путешествие началось следующим утром. Еще до Италии стало понятно, что мистер Носби намерен устроить экспедицию так, как сам считает нужным. Он сознавал, что Хэлли уже не так послушна и податлива, как на родине, а на упоминания свадьбы отвечает необычно обтекаемыми фразами, однако не приходилось сомневаться, что она очень любит отца и в конечном счете поступит так, как захочет он. Необходимо только проследить за тем, чтобы до возвращения в Америку ее не сбил с толку какой-нибудь юный недоумок вроде этого неудержимого мота. В американском промышленном городке, где все знакомо и привычно, Хэлли незаметно вернется к прежнему образу мыслей.

И вот в первый месяц путешествия Носби не отходил от Хэлли ни на шаг, Коркорана же ухитрялся гонять по пустым поручениям, отнимавшим у того большую часть времени. Обыкновенно он вставал с утра пораньше и устраивал так, что Коркоран на весь день увозил куда-нибудь миссис Бушмилл, а Хэлли узнавала об этом, только когда они уже уедут. На оперу в Милане, на концерты в Риме покупалось по три билета; во время автомобильных прогулок Носби давал Коркорану понять, что его место снаружи, рядом с шофером.

В Неаполе они собирались задержаться на день, сесть на пароходик и посетить знаменитый Голубой грот на острове Капри. Возвратившись в Неаполь, отправиться в автомобиле на юг, чтобы затем перебраться на Сицилию. Мистер Носби получил в Неаполе телеграмму из Парижа, от мистера Бушмилла, которую не стал читать остальным, а сложил и сунул в карман. Он сказал, однако, что перед посадкой на пароход должен будет зайти на минутку в один итальянский банк.

Миссис Бушмилл в то утро с ними не поехала, и Хэлли с Коркораном ждали в такси у дверей банка. За целый месяц они впервые остались с глазу на глаз, без чопорно-лощеного мистера Носби, маячившего рядом.

— Мне нужно с вами поговорить, — приглушенным голосом начала Хэлли. — Я много раз пыталась, но без толку. Он вынудил отца согласиться на то, что, если вы станете со мной заигрывать или просто проявлять внимание, ему разрешается тут же отослать вас домой.

— Мне не следовало ехать, — раздосадованно отозвался Коркоран. — Это была ужасная ошибка. Но я хотел еще раз повидать вас наедине… хотя бы проститься.

Когда Носби торопливым шагом вышел из банка, Коркоран замолк и, притворившись, будто наблюдает за чем-то интересным, наудачу отвел взгляд в сторону. И вдруг, словно бы ему подыгрывая, на углу перед банком в самом деле произошел любопытный случай. Из-за угла выбежал человек без пиджака, схватил за плечо стоявшего там невысокого смуглого горбуна, развернул его в обратном направлении и указал на такси. Человек в рубашке даже не глядел на Коркорана и Хэлли — словно знал, что они там есть.

Горбун кивнул, и тут же оба исчезли: человек в рубашке вернулся в переулок, горбун просто растаял. Произошло это так стремительно, что Коркоран успел только мимоходом удивиться — и вспомнил об увиденном лишь спустя восемь часов, когда компания вернулась с Капри.

По Неаполитанскому заливу в то утро ходили волны, и маленький пароходик шатался, как пьяный, из стороны в сторону. Вскоре лицо мистера Носби пошло менять оттенки с желтого на бледно-кремовый и наконец на призрачно-белый, однако он упрямо твердил, что не замечает качки, и только без конца прогуливался туда-сюда по палубе, заставляя Хэлли его сопровождать.

Когда пароход пристал к скалистому, сверкающему радостными красками острову, от берега отчалили дюжины лодок и закачались на волнах в ожидании пассажиров, желающих добраться до Голубого грота. При виде этой непрестанной пляски святого Витта лицо мистера Носби из респектабельно белого сделалось причудливо и неуместно голубым, вслед за чем он принял внезапное решение.

— Чересчур качает, — объявил он. — Мы не поедем.

Хэлли, зачарованно глядевшая за борт, не обратила внимания на его слова. Снизу неслись призывные крики:

— Леди и джентльмены, хороший лодка!

— Я говорить американски — два года жить в Америка!

— Солнышко-то как светит! Как в такой день не полюбоваться Голубым гротом!

Первые пассажиры уже отплыли, по двое в лодке, Хэлли вместе со следующей группой двинулась по сходням.

— Хэлли, ты куда! — закричал мистер Носби. — Сегодня опасно. Мы остаемся на борту.

Хэлли обернулась к нему с середины сходней:

— Я еду, и думать нечего! Добраться до Капри — и не посмотреть Голубой грот?

Носби снова взглянул на волны и поспешно отвернулся. Хэлли, сопровождаемая Коркораном, уже садилась в тесную лодку и веселым взмахом руки прощалась с Носби.

Они приближались к берегу, направляясь к небольшому черному проему в скалах. Лодочник велел им сесть, чтобы не стукнуться головой о камни. Мгновенный нырок в темноту — и им открылось обширное пространство, яркий ультрамариновый рай, пещера-собор, где вода, воздух, высокий свод потолка светились опаловой голубизной.

— Чудо чудное, — нараспев повторял лодочник. Он сделал гребок веслом, и у всех на глазах оно обернулось невероятным серебром.

— Окуну-ка я руку! — восхитилась Хэлли.

Они с Коркораном стояли на коленях, и, когда она наклонилась, чтобы опустить в воду ладонь, обоих, как в сказке, объяло необычайное свечение и их губы соприкоснулись. Затем весь мир поголубел и засеребрился — или это был не мир, а восхитительное видение, в котором им назначено пребывать на веки вечные.

— Диво дивное, — выпевал лодочник. — Возвращайтесь в Голубой грот завтра, послезавтра. Спросите Фредерико, я знаю, как чего показать. О, пре-е-елесть!