Труженики моря - Виктор Гюго Страница 45

– Я против рабства, – ответил Летьерри.

– Рабство, – возразил Герод, – узаконено Господом Богом. В Писании сказано: хозяин, наказывающий раба своего, не понесет за это наказания, ибо раб – это его достояние.

Грация и Любовь, стоя на пороге, с благоговением прислушивались к словам пастора.

Он продолжал:

– Если господин Летьерри настолько разорен, что не может принять участия в каком-либо крупном русском или американском деле, то почему бы ему не занять какую-то государственную должность? Вот на Джерсее есть вакантная должность члена областного совета. Она требует лишь присутствия на публичных собраниях, участия в дебатах на суде и при исполнении судебных приговоров.

Летьерри пристально посмотрел на Герода.

– Я не любитель смертной казни, – сказал он.

До сих пор Герод говорил монотонно, не повышая голоса. Теперь его интонация приобрела строгость:

– Господин Летьерри, смертная казнь благословлена Небом. Сам Бог вложил меч в руку человека. В Писании сказано: око за око, зуб за зуб.

Молодой пастор Кодре незаметно придвинул свой стул ближе к стулу Жакмена Герода и сказал ему тихо, так что остальные не слышали:

– Все, что говорит этот человек, внушено ему.

– Каким образом? Кем внушено? – так же тихо спросил Герод.

– Его совестью, – шепотом ответил Кодре.

Жакмен Герод поспешно вытащил из кармана толстую книгу с застежками, положил ее на стол и громко сказал:

– Вот истинная совесть.

Это была Библия.

Но тут же Герод заговорил более мягким тоном. Он глубоко сочувствует господину Летьерри и хочет быть ему полезным. Его правом и обязанностью являлось дать господину Летьерри совет; однако господин Летьерри, конечно, волен в собственных поступках.

Летьерри, охваченный своими думами, больше не слушал его. Дерюшетта, сидевшая рядом с дядей, тоже задумалась, она не поднимала глаз и своей молчаливостью лишь усугубляла создавшееся неловкое положение. Некий свидетель всегда стесняет говорящего. Но Жакмен Герод, казалось, этого не чувствовал.

Летьерри молчал, и Герод дал волю своему красноречию. Внезапно Летьерри ударил кулаком по столу:

– Черт возьми, – вскричал он, – во всем виноват я!

– Что вы хотите сказать? – спросил Жакмен Герод.

– Я говорю, что во всем виноват я!

– Вы? Почему?

– Потому что я заставлял Дюранду возвращаться по пятницам.

Жакмен Герод прошептал на ухо Кодре:

– Он весьма суеверен. – Затем произнес громко, поучительным тоном: – Господин Летьерри, верить в несчастные дни – предрассудок. Нельзя же верить сказкам. Пятница такой же день, как и все остальные. Часто он оказывался счастливым.

Сказав это, Герод поднялся. Вслед за ним встал и Кодре.

Грация и Любовь, заметив, что они собираются уходить, широко распахнули дверь. Летьерри ничего не видел и не слышал. Жакмен Герод тихо сказал молодому пастору:

– Он нас даже не приветствует. Это уже не от огорчения, а просто от невежливости. Можно подумать, будто он ненормальный.

Герод взял со стола Библию и сжал ее обеими руками, как сжимают птицу, когда боятся, что она может улететь. Все присутствующие посмотрели на него выжидательно. Служанки склонили головы.

Голос Герода зазвучал торжественно:

– Господин Летьерри, мы не покинем ваш дом, пока не прочтем страницу из Библии. Книги освещают наш жизненный путь. Любая из них, раскрытая наудачу, зачастую может дать полезный совет. Библия же в подобном случае всегда дает откровение. Она особенно добра к тем, кто испытал горе: строки Священного Писания неизменно являются бальзамом для их ран. В присутствии таких людей нужно раскрывать Библию, не выбирая страниц, и с верой в Господа прочитывать то место, на которое падает взгляд. Господь делает выбор за человека, он знает, что ему нужно. Невидимый перст Божий указывает нам, что именно нужно прочесть. Какая бы это страница ни оказалась, она сумеет просветить наши умы. Мы так и сделаем. Так нам велено свыше. Господин Летьерри, вас постигло горе, но эта книга несет вам утешение.

Пастор Жакмен Герод отстегнул застежки переплета, разъединил ногтем две страницы наугад, положил руку на раскрытую книгу, поднял глаза, затем опустил их и начал читать громким голосом.

Вот что он прочел:

«Однажды Исаак пошел по дороге к колодцу, называющемуся колодцем всевидящего и всезнающего.

И Ревекка, увидав Исаака, сказала: “Кто этот человек, который идет мне навстречу?”.

И тогда Исаак ввел ее в свою палатку и взял ее себе в жены, и любовь его к ней была велика».

Эбенезер и Дерюшетта переглянулись.

Лодка, которую заметили вечером в разных местах вдоль западного побережья Гернзея, была, как нетрудно догадаться, баркой Жиллиата. Он избрал путь через утесы: это был самый опасный, но зато прямой курс. Единственное, чего он хотел, – добраться как можно скорей. Разбитое судно не ждет, море спешит закончить свое дело; один час опоздания может сделать все непоправимым. Жиллиат мчался на помощь гибнущей машине.

Покидая Гернзей, он старался никому не попадаться на глаза. Жиллиат уехал тайком, скрываясь от всех. Он пытался проехать так, чтобы его не могли заметить со стороны Сен-Сампсона и порта Сен-Пьер, плывя вдоль самой пустынной части берега. Ему пришлось грести против ветра, однако Жиллиат опускал и вынимал весла плавно, без толчков, и таким образом продвигался в темноте быстро, но бесшумно. Казалось, он замышляет недоброе.

Когда Жиллиат очертя голову бросился в такое почти неосуществимое путешествие, связанное с риском для жизни и почти не имевшее надежды на успех, он все же боялся соперничества.

На рассвете тот, кто очутился бы поблизости, мог разглядеть на поверхности моря, среди водной пустыни, два предмета, расстояние между которыми быстро уменьшалось. Одним из этих предметов, почти незаметным среди высоких валов, была парусная барка; в ней сидел человек; это был Жиллиат. Второй предмет, неподвижный, огромный, черный, представлял собой необычную картину. Два высоких столба поддерживали в воздухе в горизонтальном положении какую-то перекладину, повисшую между ними в виде моста. Издали эта перекладина казалась бесформенной, и невозможно было определить, что это такое. Она напоминала огромные ворота с двумя стропилами. Зачем могли понадобиться ворота среди открытого моря? Казалось, их могла создать здесь причудливая фантазия титана, который привык соразмерять свои постройки с необъятной бездной. Громадный силуэт этого сооружения вырисовывался на светлом фоне неба.