Разум и чувства и гады морские - Бен Уинтерс Страница 46

В прошлом феврале она внезапно пропала. Я дозволил ей, по ее просьбе, отправиться в Бат с одной из ее юных подруг. Ее отца я знал как достойнейшего человека и к девице этой относился куда теплее, чем она того заслуживала. Несомненно, она знала все, но ничего не сообщила, не дала ни малейшей подсказки. Я знал лишь, что Элиза пропала, и восемь долгих месяцев мне оставалось только строить догадки. Вы можете представить себе, что я думал, чего боялся и как страдал.

— Силы небесные! — вскричала Элинор. — Неужели… Уиллоби?

— Первой весточкой от нее, — продолжал он, — было письмо, которое я получил в октябре. Его переслали мне из Делафорда и доставили в то самое утро, когда мы собирались покинуть острова, чтобы посетить затонувший остов «Мэри»; оно стало причиной моего поспешного отъезда, который, полагаю, всем показался более чем странным. Думаю, когда мистер Уиллоби укорял меня взглядом за то, как неучтиво я расстроил экспедицию, он и не подозревал, что я спешу на помощь той, кого он бросил в нищете и отчаянии! Он познакомился с Элизой в Бате — спас ее от нападения гигантского осьминога…

— Нет!

— Да! И это лишь одно пугающее совпадение из многих. Погубив ее юность и невинность, он оставил ее в крайне бедственном положении, без дома, без помощи, без друзей, не сказав даже своего адреса! В шутку закопав ее в песок, как поступают иногда заигравшиеся возлюбленные, он ушел якобы купить лимонаду и не вернулся. Три дня спустя на нее набрела группа швейцарских путешественников, которые искали живописные морские виды, а нашли закопанную в песок опозоренную девушку с едва заметными усиками.

— Это превосходит всякие границы! — воскликнула Элинор.

— Теперь вы знаете о нем все: Уиллоби — мот, повеса, и даже хуже. Представьте теперь, что я чувствовал, зная, что мисс Марианна так же привязана к нему, как прежде, и услышав, что она собирается за него замуж? Но что я мог сделать? Вмешаться я не смел и думать; иногда я даже надеялся, что под влиянием вашей сестры он может исправиться. Но теперь, после такого бесчестного разрыва, как знать, каковы были его истинные намерения? В том, что лучше рассказать ей, а о чем умолчать, я полагаюсь на ваше разумение. Вы, несомненно, лучше меня знаете, как повлияет на нее эта история, но не будь я твердо убежден, что она принесет только пользу и поможет справиться с горем, я не стал бы обременять вас пересказом собственных семейных неурядиц.

Элинор поблагодарила полковника Брендона за его рассказ с большой сердечностью, сопроводив благодарность заверениями, что Марианне, несомненно, помогут подобные сведения.

— Встречались ли вы с мистером Уиллоби после того, как покинули Остров Мертвых Ветров?

— Да, — сурово ответил он, — единственный раз. Одна встреча была неизбежной.

Элинор, взволнованная его мрачным тоном, переспросила:

— Что? Неужели вы с ним…

— Иначе и быть не могло. Элиза открыла мне, хотя и с большой неохотой, имя своего соблазнителя, и через две недели, когда он прибыл на Подводную Станцию Бета, мы сошлись в назначенном месте, он — чтобы защищаться, я — чтобы покарать его поступок. Мы оба остались невредимы, поэтому о нашей встрече и не стало известно.

Элинор лишь вздохнула при мысли о том, сколь надумана причина, заставившая полковника подвергнуть себя смертельной опасности, но читать подобные нотации мужчине, тем более военному, не имело смысла.

— Как схожи судьбы матери и дочери! — воскликнул полковник после долгой паузы. — И каким скверным опекуном я оказался!

Спохватившись вскорости, что он отвлекает Элинор от забот о сестре, полковник откланялся. Мисс Дэшвуд снова высказала ему безграничную благодарность за рассказ, вследствие которого она преисполнилась к нему состраданием и уважением. Тошноты же, ставшей уже привычной после его визитов, на сей раз не было и в помине.

Вскоре мисс Дэшвуд пересказала сестре содержание своей беседы с полковником Брендоном, произведя на Марианну не совсем то впечатление, на которое рассчитывала. Марианна не усомнилась в истинности слов сестры и слушала ее покорно и внимательно, никаким образом не пытаясь оправдать Уиллоби. Напротив, прослезившись, она дала понять, что считает оправдание невозможным — особенно когда Элинор добралась до того места, где несчастная, поруганная и чуть-чуть усатая Элиза осталась одна на берегу, закопанная по шею в песок, брошенная на милость прилива.

Но хотя Марианна, несомненно, поняла всю тяжесть вины Уиллоби, настроение ее к лучшему не переменилось. Она успокоилась, но спокойствие ее было сродни унынию. Она больше не пела матросских песен и не танцевала сама с собой (за подобными занятиями Элинор иногда заставала ее прежде). Теперь Марианна часами вздыхала перед стеклянной стеной купола, подперев рукой подбородок и лишь иногда шепотом восхищаясь густой синевой и изумрудной зеленью глубоководной флоры.

Привести здесь чувства и слова, которые излила миссис Дэшвуд в ответном письме Элинор, значило бы повторить все то, что уже сказали и почувствовали ее дочери, кроме того, это потребовало бы немыслимого разнообразия слов, малопригодных для прилюдного употребления, наподобие тех, что любят выкрикивать моряки, пытаясь удержать свой корабль на плаву в чудовищный шторм. Достаточно будет сообщить, что разочарование ее было почти таким же бурным, как у Марианны, а возмущение — даже сильнее, чем у Элинор, и что вовсе не свойственным ей бранным языком она владела виртуозно. Она посылала длинные письма одно за другим, в каждом излагая свои переживания и мысли, взволнованно сочувствуя Марианне и умоляя ее быть стойкой перед лицом несчастья.

Вопреки собственным желаниям миссис Дэшвуд решила, что Марианне будет лучше вдали от покосившегося домика на острове Погибель, где все вокруг служило бы мучительным напоминанием о Уиллоби, воскрешая его в памяти таким, каким он был с нею прежде. Поэтому она настойчиво советовала дочерям ни в коем случае не сокращать свое пребывание у миссис Дженнингс на Подводной Станции Бета. Ведь в Бартон-коттедже они будут лишены тех занятий и того общества, которые на Станции легко доступны, равно как и всех гидрологических увеселений, которые, как она надеялась, хоть немного отвлекут Марианну от мыслей о своем горе.

Что до опасности повстречать Уиллоби, то на Станции она не больше, чем на островах, поскольку все, кто считают себя друзьями Марианны, непременно прервут всякое с ним знакомство. Сводить их намеренно никто не станет, недосмотр в таких делах невозможен, а столкнуться в толпе на Станции даже менее вероятно, чем случайно увидеться в уединении Бартон-коттеджа, когда он неизбежно приедет с визитом на Алленгем после свадьбы.

Была у миссис Дэшвуд и другая причина не торопить дочерей с возвращением. Из письма сына она узнала, что они с женой собираются погрузиться на Станцию в середине февраля, а ее мнение, что девушки должны поддерживать дружеские отношения с братом, оставалось неизменным.

В заключение миссис Дэшвуд, хотя и не желала отягчать и без того нелегкое бремя своих дочерей, сообщила новости о Маргарет. Она вернулась с ночной прогулки без единого волоска на теле. В ответ на заполошные расспросы миссис Дэшвуд она не открыла рта и с тех самых пор не произносит ни слова.