Добрые друзья - Джон Бойнтон Пристли Страница 5

То было весьма точное описание Леонарда и его приятеля Альберта. Вместе с ними и их поколением печально и неуловимо погибала целая эпоха. Сами того не зная, они были последними из фанфаронов, денди, хлыщей, вертопрахов и форсунов. На их исторической родине, в Вест-Энде, теперь уж не встретишь этой шатии-братии; их трости и желтые перчатки, бежевые пальто на перламутровых пуговицах, бриолин, духи и букеты, променад-концерты, дамочки с высокими золотыми прическами, пышными бюстами и озорными рюшами, — все это кануло в Лету, схлынуло вместе с последней волной шампанского, и уже почти забыта глупая разудалая песенка в размере шесть восьмых, их реквием: «Мальчики и девочки пляшут подшофе, на Пикк-а-дилли и Ле-естер-скве-ер». Но подобно тому, как волна моды, обрушившись на Мэйфэр [6], в конце сезона катится дальше, оставляя черные вазы и оранжевые подушки в гостиных все более глухих городков, так и традиция франтовства и волокитства, покинув старый дом, задержалась в Браддерсфорде, среди юношей вроде Леонарда и Альберта. Они посвящали жизнь нарядам и девицам, но прежде всего — девицам, поскольку законодателями мод, как Джордж Браммел [7], они быть не могли. На танцах, в местных парках и рощах, кинотеатрах и мюзик-холлах они строили девушкам глазки, поджидали их и обнимали, выслеживали на пляже Бридлингтона, на пирсе Моркама и в танцевальных залах Блэкпула; они даже добирались до Дугласа, что на острове Мэн, где поили барышень шампанским за восемнадцать пенсов бокал и прочими будоражащими кровь напитками. Они знали и часто обсуждали промеж собой разницу между фабричными работницами Брадфорда и Хаддерсфилда, между портнихами Лидса и продавщицами Манчестера; они в совершенстве овладели искусством обольщения и, несмотря на юный возраст, стали опытными стратегами в войне против женского целомудрия и рассудительности. Они без устали гнали своих невинных жертв по темным джунглям Вест-Энда, но добыча им быстро наскучивала. В конце концов большинство из них «попадались на крючок» и покидали жизнь, полную великих побед и завоеваний, толкая перед собой детскую коляску.

Молодые люди спустились в гостиную. Леонард шел первым, все еще оглаживая лиловый шелковый галстук. Это худой юноша, с тщательно уложенными и напомаженными кудрями, с уже волевым взглядом, еще безвольным языком и досадной россыпью прыщей на лбу. Его друг Альберт — писарь у Свалланса, самого крикливого и нечистого на руку аукциониста в городе. Альберт крупнее и шумнее Леонарда, любит при случае блеснуть манерами и повадками своего начальника. Поскольку у него нет родных в Браддерсфорде, он снимает комнату в нескольких улицах от Огден-стрит, где якобы терпит всяческие унижения. Вот уже несколько раз Леонард и миссис Окройд порывались сдать ему одну из комнат, но мистер Окройд, который не желает пускать жильцов и еще меньше хочет видеть в доме Альберта, гневается при малейшем намеке на этот разговор.

— Ах ты, Леонард! — вскричала миссис Окройд, вытирая руки полотенцем. — Лондонский денди, ни дать ни взять! — Ей было так же приятно полюбоваться сыном в новом шоколадном костюме, лиловых носках и галстуке, как самой сходить в кино.

— Непыльненько, ма, — важно ответил Леонард, постукивая сигаретой по руке.

— Так-так-так! — заорал Альберт, подмигивая мистеру Окройду, в эту секунду отодвигавшему стул. — Какие люди, какие люди! Наш веселый стариканчик, завзятый футбольный болельщик! Ну, сколько голов забили сегодня «Юнайты»? — Он подмигнул всем присутствующим.

Мистеру Окройду захотелось что есть сил пнуть Альберта, но он лишь склонился над своей трубкой и пачкой «Старого моряцкого».

— Ничья. Ноль-ноль.

— Стало быть, неважнецки сыграли? Что скажешь, Лен? — Альберт подошел к камину и встал, широко расставив ноги. — Старым «Юнайтам» лучше подналечь, а то не видать им моих деньжат!

— Пожа-алуй, пожа-алуй, — ответил Леонард, порой веселивший публику пародиями на опереточных герцогов. Сейчас как раз настала такая пора.

— Так-то, так-то! — подхватил Альберт.

Мистер Окройд напустил на себя вид человека, уставшего от выкрутасов молодежи, с демонстративной важностью раскурил трубку и с облегчением выдохнул облако дыма.

— Что ж, придется им сдюжить и без твоих деньжат, Альберт, — с большим удовольствием съязвил он. — Авось как-нибудь да протянут, хотя, чую, нелегко им придется. Ты им уже сообщил или обождешь, пока сами узнают?

Тут миссис Окройд с Леонардом ушли в чулан и стали там перешептываться. Альберт внимательно слушал, после чего открыл встречный огонь:

— Новость слыхали? Лен устроился на новую работу. Славное дельце, ох славное! Я и сам на прошлой неделе получил повышение. Славное дельце! Мы делаем деньги, мистер Окройд, делаем деньги. Что скажете?

Мистер Окройд не нашелся с ответом: тема была ему неприятна. Он вынул изо рта трубку, внимательно ее осмотрел, перевел взгляд на Альберта и тихонько спросил, не продавал ли больше Свалланс шкафов красного дерева. Вопрос был с издевкой, поскольку из-за одного такого шкафа мистер Свалланс однажды влип в серьезную переделку, и об этой истории даже написали в «Браддерсфорд ивнинг экспресс».

Впрочем, Альберт и ухом не повел.

— Ну, уймитесь, старина, уймитесь! Всем известно, что у каждого ремесла свои хитрости. Я тут подыскиваю себе комнатушку, слыхали?

— Слыхал.

— И? Не хотите впустить лучик солнца в этот старый дом? Нет? Я приятный собеседник и надежный плательщик, деньги на бочку каждую пятницу.

Мистер Окройд покачал головой:

— Не выйдет, сынок.

— Деньги на бочку каждую пятницу! — с напором повторил Альберт. — И семья довольна.

— Не пойдет. Нам не нужны жильцы. В округе много комнат сдают, поищи в другом месте. Нам жильцов не надо.

— Ах, не надо, значит?! — встряла миссис Окройд, воинственно подбоченившись в дверях чулана.

Муж смерил ее суровым взглядом и повысил голос:

— Не надо!

— А мы думаем, что очень даже надо.

— Так передумайте! — решительно заявил мистер Окройд и, прежде чем кто-либо успел ответить, взял с дивана кепку, нахлобучил ее и вышел вон.

Мистер Окройд сказал себе, что хочет немного прогуляться, выкурить еще трубочку «Старого моряцкого» и прочесть утренний номер «Ивнинг экспресс спортс». Однако в глубине души он чувствовал приближение перемен и боялся их. Дав решительный выстрел из своей единственной пушки, мистер Окройд был вынужден отступить. Всю дорогу по Огден-стрит он прокручивал в голове одну фразу: «Таких деньжищ твой отец никогда не приносил», и свое нынешнее положение ему совсем не нравилось.