Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис Страница 5

Когда они были детьми, тот, другой — он был старше на три года — однажды во время игры повалил его наземь и отколотил. Получив взбучку, мальчик присмирел и не проронил ни слова. Но с тех пор он больше не играл с детьми. Стыд и страх мучили его. Скорчившись, сидел он одиноко во дворе своего дома и думал, что придет день, когда он смоет позор, покажет всем, что он лучше любого, из них, и одержит верх над всеми. И сейчас, спустя столько лет, эта рана так и не затянулась, продолжая кровоточить.

— Он все еще преследует меня? — проговорил юноша. — До сих пор? Что ему нужно от меня? Не стану открывать!

Удар ногой сотряс дверь, и юноша сорвался с места. Собрав все силы, он отодвинул верстак и открыл дверь. На пороге стоял верзила с курчавой рыжей бородой. Он был возбужден, бос, с распахнутой грудью и жевал кукурузу, держа в руке жареный початок. Верзила медленно обвел взглядом мастерскую, увидел прислоненный к стене крест, и его образина нахмурилась. Затем он шагнул и вошел внутрь.

Присев на корточки в углу, верзила яростно грыз кукурузу и молчал. Юноша стоял, отвернувшись от него, и смотрел через открытую дверь наружу. Узкая, только что пробудившаяся ото сна улочка, над которой еще не успела подняться пыль. Влажная земля благоухала. Свет и ночная роса повисли в листве растущей напротив маслины, и казалось, что дерево радуется. Очарованный юноша вбирал в себя утренний мир. Но тут рыжебородый обратился к нему:

— Закрой дверь, — прорычал он. — Разговор есть. Услышав злобный голос, юноша вздрогнул, закрыл дверь и, присев на верстак, приготовился слушать.

— Я пришел, — сказал рыжебородый. — Я пришел, все уже готово.

Он умолк, отшвырнул прочь кукурузный початок, подмял жестокие голубые глаза и вперил взгляд в юношу. Его толстая, изрезанная морщинами шея напряглась.

— А ты готов?

Свет становился все сильнее, и лицо рыжебородого было теперь хорошо видно. Лишенное согласованности и противоречивое, это было не одно, а целых два лица.

Одна его половина смеялась, другая угрожала, одна испытывала мучения, другая оставалась неподвижной, словно была вырезана из дерева. А если на какое-то мгновение обе половины обретали согласие друг с другом, за их примирением чувствовалось продолжение непримиримой борьбы Бога с Демоном. Юноша молчал.

Рыжебородый искоса бросил на него гневный взгляд.

— Ну, так что: ты готов? — повторил он свой вопрос и уже было поднялся, чтобы схватить юношу за плечо, тряхнуть, разбудить его и заставить дать ответ, но не успел сделать этого.

Послышался рев трубы, и на узкую улочку вдруг въехали всадники, за которыми тяжелым размеренным шагом шли римские солдаты. Рыжебородый сжал руку в кулак и воздел его к потолку.

— Боже Израиля; — прорычал он. — Пришел час. Сегодня! Не завтра-сегодня! Он снова повернулся к юноше.

— Ты готов? — опять спросил рыжебородый и, не дожидаясь ответа, заговорил: — Нет! Нет, ты не понесешь крест! Это я тебе говорю! Народ собрался, Варавва и его удальцы спустились с гор. Мы сокрушим темницу, вырвем оттуда Зилота, и тогда свершится — не смей качать головой! — тогда свершится чудо! Спроси об этом у своего дяди раввина! Вчера он собрал всех нас в синагоге — только ты не изволил явиться туда — собрал нас и стал говорить с нами. «Мессия не придет, — воззвал он, — Мессия не придет до тех пор, пока мы будем сидеть сложа руки! Бог и народ должны вместе бороться за то, чтобы Мессия явился!» Так и сказал — слышишь! — одного «Бога недостаточно, вот как, одного народа недостаточно — они должны быть вместе, понятно?! Он схватил юношу за плечо, встряхнул его:

— Слышишь? О чем ты думаешь? Ты должен был прийти туда, ты должен был послушать своего дядю, ты должен был взяться за ум, несчастный! Ведь Зилот, которого хотят распять сегодня нечестивые римляне, возможно, и есть Тот, кого ожидало вот уже столько поколений! Если мы оставим его в беде, если мы не бросимся спасать его, он так и умрет, не явив нам, кто он есть на самом деле. Если же мы бросимся спасать его, свершится чудо. Ты спросишь, какое чудо? Он сбросит рубище, и на главе его воссияет царский венец Давидов! Мы все рыдали, а почтенный раввин воздел руки к небу и возгласил: «Боже Израиля! Сегодня! Не завтра — сегодня!» И тогда все мы воздели руки, хватая ими небо, и стали взывать, угрожать и рыдать: «Сегодня! Не завтра — сегодня!» Слышишь меня, Сыне Плотника, или я говорю на ветер?

Устремив взгляд из-под полуприкрытых век в противоположную стену, на которой висел ремень с острыми гвоздями, юноша слушал. Из-за резкого, грозного голоса рыжебородого из соседней комнаты доносились приглушенные, хриплые звуки — тщетные усилия престарелого отца: он шевелил устами, пытаясь заговорить. Оба голоса сливались в сердце юноши воедино, и вдруг ему показалось, что всякое человеческое усилие обречено на поражение.

Рыжебородый схватил юношу за плечо, встряхнул его:

— О чем размечтался, полоумный? Ты слышал, что говорит брат твоего отца, почтенный Симеон?

— Так Мессия не придет… — проговорил юноша, устремив взгляд на только что изготовленный крест, залитый нежным розовым светом утренней зари.

— Нет, так Мессия не придет. Он никогда не отречется от рубища, не станет носить царского венца, а народ не бросится спасать его. И Бог тоже не сделает этого. Мессии не будет спасения. Он умрет в рубище. Все, даже самые верные последователи, покинут его, и он будет умирать в одиночестве на вершине пустынной горы, а главу его будет венчать терновый венец.

Рыжебородый повернулся и изумленно глянул на юношу. Одна половина его лица сияла, другая была покрыта мраком.

— Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал это?

Юноша не ответил. Он соскочил с верстака — было уже вполне светло, — схватил горсть гвоздей и молоток и бросился к кресту. Но рыжебородый опередил его: одним прыжком он очутился у креста и стал яростно колотить по нему кулаками и плевать на крест, словно это был человек. Когда он обернулся, его борода, усы, брови кололи юношу в лицо.

— Тебе не стыдно? — кричал рыжебородый. — Все плотники в Назарете, Кане и Капернауме отказались изготовлять крест для Зилота, а ты… Тебе не стыдно? Не страшно? Что, если Мессия придет и застанет тебя за изготовлением креста для него? Что если Зилот, которого распинают сегодня, и есть Мессия? Почему у тебя не хватило мужества ответить центуриону, как ответили многие: «Я не изготовляю крестов, на которых распинают героев Израиля».

Он встряхнул отрешенного плотника за плечо:

— Что же ты молчишь? Куда ты смотришь?

Рыжебородый ударил юношу, прижал его к стене.

— Да ты трус, — бросил он с презрением. — Трус! Трус! Слышишь? Ты не способен ни на что!

Зычный крик рассек воздух. Рыжебородый оставил юношу и повернул свою образину к двери, прислушиваясь. Шум и гам, мужчины и женщины, многолюдная толпа, крики: «Глашатай! Глашатай!» В воздухе снова раздался зычный голос:

— Сыны и дщери Авраама, Исаака, Иакова! Повеление властелина! Слушайте и внимайте! Закрывайте свои мастерские и таверны! Прекращайте работу в поле! Пусть матери возьмут детей своих, а старцы — посохи и ступйайте поглядеть! Ступайте поглядеть и вы калеки убогие, глухие и паралитики! Поглядеть, как карают тех, кто осмелился поднять голову против владыки нашего — императора, да живет он многие лета! Поглядеть, как умрет преступный мятежник Зилот!