Лукреция Флориани - Жорж Санд Страница 53

Бедняга Вандони! Он удалялся, полагая, что весьма тонко, не теряя чувства меры и собственного достоинства, поставил на место надменного и ревнивого князя фон Росвальда; а князь фон Росвальд между тем, смотря вслед уходящему Вандони, только пожимал плечами и горестно спрашивал себя, как могла Лукреция сносить хотя бы один день близость столь нелепого и бесцветного человека.

Увы! Испытания Кароля на этом еще не кончились, ибо Вандони был не совсем доволен произведенным эффектом. Он жалел, что не встретил Лукрецию и не мог выказать стоическое безразличие или хотя бы гордое великодушие, то есть все то, что не в силах был изобразить в дни их разрыва. Он жалел, что не сумел убедить эту сильную женщину в том, будто и он не уступает ей в мужестве, и теперь хотел изгладить из ее памяти воспоминание о своем гневе и слезах, в которых было много наивного и трогательного, разыграв сцену, исполненную жалкого и мелкого тщеславия, которая ему самому представлялась весьма возвышенной.

Вот почему, удаляясь, он все чаще замедлял шаг, понимая, что счастливый случай сам не приходит, что его надо ловко подготовить; и на редкость счастливый случай действительно представился ему, вознаградив его за искусную уловку. Вандони еще не исчез из виду, когда на берегу показалась Флориани.

Зачем она пришла? Что ей было делать здесь, на этом берегу? Почему не осталась она у себя в будуаре беседовать с графом Альбани? Дело в том, что они кончили свой разговор, она победила сопротивление Сальватора и пришла сюда, чтобы сказать князю: «Вы одержали верх; я слишком люблю вас и не могу больше видеть, как вы страдаете из-за меня. Будьте моим мужем. Я подвергаю свою материнскую любовь тяжким испытаниям, бросаю вызов будущему, заглушаю голос совести, но ради вас я готова отдать даже жизнь, если потребуется!»

Но, подобно человеку, который в волнении бежит к двери, не думая, отперта она или нет, и разбивает руки и голову о запертую дверь, Флориани, встретив холодный и горестный взгляд своего возлюбленного, отпрянула и застыла в растерянности. Кароль отвесил ей низкий поклон с ледяной учтивостью, вошедшей у него в привычку, но взор его, казалось, говорил: «Женщина, что общего между тобой и мною?»

Никогда еще он не казался ей столь печальным; а так как у людей, не умеющих безропотно предаваться грусти, грусть эта облекается в форму презрения ко всему окружающему, то Лукрецию испугало выражение его лица. Она огляделась по сторонам, словно хотела понять, что именно могло вызвать в Кароле эту ужасную перемену. И заметила удалявшегося Вандони. Лукреция так мало думала о нем, что даже его не узнала, но тут к ней подбежала Стелла и затараторила:

— Господин Вандони уходит, он не захотел, чтобы я тебя позвала, сказал, что у него нет времени и он не может задержаться. Он, конечно, вернется; он спрашивал, как ты себя чувствуешь, поцеловал Сальватора и плакал. Он, видно, чем-то опечален. А потом он долго разговаривал с князем, и князь тебе обо всем сам расскажет. Я больше ничего не знаю.

И девочка снова принялась играть с братишкой.

Лукреция смотрела то на Кароля, то на уходившего Вандони. Актер оглянулся, увидел ее, но притворился, будто весь погружен в созерцание сына. Князь отвернулся, его охватило отвращение при мысли, что Флориани окликнет своего бывшего любовника и еще, чего доброго, вздумает их знакомить.

Теперь она поняла все, что тут произошло, и ее больше не удивляла тоска и тревога Кароля. Однако она знала, или по крайней мере ей казалось, что достаточно одного ее слова, и князь утешится, а Вандони между тем, без сомнения, уходит, чувствуя себя разбитым и униженным. Он уходил незаметно, даже не успев вдоволь насмотреться на сына и приласкать его. Лукреция воображала, что Вандони сильно страдает, а на самом деле он в эти минуты почти вовсе не страдал. Он, правда, не был лишен отцовских чувств и когда, оставаясь один, вспоминал о маленьком Сальваторе, то непритворно горевал и плакал. Но теперь, в присутствии соперника и неверной, он думал лишь о том, чтобы получше сыграть свою роль, и, как это всегда происходит с актерами на сцене, забывал о мире действительном, ибо его волновал только вымышленный мир.

Флориани была слишком правдива, отзывчива и великодушна, а потому не могла догадаться об истинных чувствах Вандони. Она испытывала лишь безмерную жалость к нему и боялась, что человек, который так сильно ее любил и которого она тоже пыталась любить, уйдет из ее дома опечаленным и униженным. Она хорошо понимала, что, выполняя задуманное, вызовет сильное раздражение у Кароля, но решила, что по размышлении он не только простит ее душевный порыв, но даже одобрит его. Сердце долго не рассуждает, а когда оно еще прислушивается к внутреннему голосу, то это заставляет нас отбросить все сомнения и без колебаний принести в жертву собственные интересы. Лукреция подбежала к неоконченной изгороди, громко окликнула Вандони, а когда тот повернулся и направился к ней, сама сделала несколько шагов ему навстречу, протянула руку и ласково его обняла.

Вандони, разумеется, был тронут ее смелым и великодушным порывом. Он надеялся немного позлорадствовать, так как был уверен, что Лукреция смутится, встретившись с ним в присутствии нового любовника. Он не ждал, что она его окликнет, и поэтому находил удовольствие в том, чтобы идти как можно медленнее и таким способом продлить ревнивые муки соперника. Но Лукреции были чужды такие мелкие соображения, она была выше их: трудно заставить покраснеть женщину, глубоко искреннюю и мужественную. Вандони позабыл свою роль, он покрыл поцелуями и оросил слезами руки той, кого только что мысленно называл неверной. Он больше не разыгрывал драму, он был побежден.

— Я не разрешу тебе так вот уйти от нас, — сказала ему Лукреция со спокойной и дружеской решимостью. — Не знаю, откуда ты идешь, устал ты или нет, все равно ты здесь отдохнешь и побудешь со своим сыном, сколько тебе захочется. Мы с тобою поговорим о нем и расстанемся на сей раз более спокойно и дружески, чем раньше. Ты согласен, друг мой? Ведь мы с тобой были когда-то как брат и сестра. Самое время вернуться к таким отношениям.

— Но как же князь фон Росвальд?.. — спросил Вандони, понизив голос.

— Ты полагаешь, он станет ревновать? Не будь же фатом, Вандони! Ему это и в голову не придет. Кстати, ты убедишься, что он ничего дурного о тебе здесь не слышал, и ты имеешь полное право рассчитывать на его уважение.

— Будь я на его месте, я бы не захотел, чтоб бывший любовник…

— Очевидно, он благороднее тебя, мой друг! И относится ко мне с большим великодушием и доверием, чем в свое время относился ты. Пойдем, я тебя представлю.

— Это ни к чему! — сказал Вандони, который чувствовал себя расслабленным и умиленным и не мог решиться предстать в таком виде перед соперником. — Я уже с ним познакомился. Он был весьма учтив. Так ты все еще настаиваешь, чтобы я был твоим гостем? Это безрассудно!

Вместо ответа Лукреция молча указала ему на малютку Сальватора. И Вандони сдался: в нем заговорила не только нежность к сыну, но и тайная хитрость.

Трудно встретить мужчину, который, столкнувшись с соперником, занявшим его место в сердце возлюбленной, не испытывает желания чем-нибудь досадить ему; трудно встретить и такую женщину, которая без душевного смятения решилась бы одновременно принимать у себя обоих этих мужчин.